Инкубус

Легко осуждать, думал Док. Вот, хотел убить. Мог бы. Но не убил. Может, случай не представился. А может, бравирует. Сколько лет-то уже с тех пор под горку укатилось. Да и кто я такой, чтобы его осуждать? На каком основании? Только лишь потому, что я никого никогда убить не хотел, а вместо этого от смерти спасал? Что я перед деньгами под их дудку никогда не плясал? А достаточна ли причина моего мнимого превосходства? Ладно, этот – миллиардер. Умный и откровенный. А сколько их, примитивных, лишенных всего из поколения в поколение, деградировавших, кто за доллар или за десятку реально убивает и не задумывается! А потом говорят: ну, так получилось, был пьян, не помню. Так почему этого, напротив меня, я должен считать таким же, как те кровожадные твари? Чем он заслужил?

Док смотрел на Жеку, вонзающего редкие плохие зубы в горячую картофелину.

– А знаешь, – Жека принялся за буженину, – мне иногда кажется, что я разгадал суть жизни. Ну, не всей, конечно, но многого.

– Давай, излагай.

– Вот есть всякие там разные религии. И есть такие, что говорят: вот это – грех. Допустишь грех – будешь наказан.

– Ну, правильно. Надо же как-то паству окормлять, – отозвался Док.

– Только вот, думаю я, боги с ангелами и чертями не имеют к этому никакого отношения.

– А кто тогда?

– Всё гораздо проще. Вот представь себе ведро воды.

– Представил.

– Ты стоишь на горочке с ведром, только не на самом верху, а, допустим, на середине. И выливаешь ведро себе под ноги. Что с водой будет?

– Потечет под уклон.

– Не всегда. Есть аномальные зоны, где сила тяжести меняет знак.

– Ну, если я в аномальной зоне, тогда потечет вверх.

– Правильно! И разницы нет никакой! Куда направлен вектор силы, туда и потечет. Вряд ли боги вот каждую секунду, запыхавшись, решают вопрос – куда течь воде. Было при сотворении установлено правило: воде течь по вектору силы тяжести, и точка. И сколько там триллионов лет ни пройди, а вода вот именно так – текла, течет и течь будет.

– И что из этого?

– А из этого то, что вряд ли кто-то какие-то там суды для душ устраивает. Слишком мелкий повод творцам разбираться. Думаю, процесс происходит автоматически. Как в выносном офисе банка в супермаркете, работает обыкновенный скоринг[39]. Только тут не про деньги. Я бы назвал эту систему «система кармических автоматов». Каждому при рождении дается запас прочности – ну, как кредит, с верой в твое будущее. А дальше ты живешь. Делаешь что-то дельное – запас твой увеличивается. Лажаешь, подличаешь – тает твой запас прочности. А когда – всё, приехали, финальные титры пошли, – тут система и выдает окончательную оценку. И результатов у нее всего два: пропуск в следующую жизнь или – разборка на корпускулы, и привет.

– Должен быть еще один вариант, – не согласился Док. – Когда система не понимает, что делать. Отсылка к экспертизе вышестоящими товарищами.

– Ну, может, и так, – поддакнул Жека. – Точно утверждать не могу, ибо не был. А если и был, то ничего не помню. Хотя, скорее всего, нет никаких третьих вариантов. Или «да», или «нет» – помнишь бритву Оккама? Не плоди сущностей без необходимости. Работает? Работает. И нефиг усложнять!

Док вспомнил, как в школу приезжали телевизионщики, снимали какую-то муть, а параллельно отбирали бойких и фотогеничных ребятишек на будущее. Он тогда прошел конкурс и весь девятый и десятый периодически снимался на Центральном телевидении. Суть передачи заключалась в том, что ребят вывозили на встречи с интересными людьми, на места их работы – в вузы, на заводы и фабрики, – а интервью проходили не в студии, а в настоящей рабочей обстановке. Однажды снимали на хлебозаводе. Директор, герой соцтруда – лауреат – депутат с модельной стрижкой, в накрахмаленном отглаженном халате, отвечал на вопросы под прицелом трех камер. Чтобы оживить будущий выпуск, директор предложил детям слепить из теста булочки и засунуть их в печь. Когда выпечка была готова, после съемки всеобщего единения и радости прожектора погасли – эта сцена была последней. Техники стали сматывать кабели, операторы – размонтировать здоровенные, как чемоданы, камеры, а Док подошел к герою, чтобы задать еще один вопрос, на этот раз не для протокола. Но вопрос так и застрял у него в горле. Герой-лауреат-депутат жестом подозвал к себе мастера цеха и вполголоса сказал той:

– Слушай, убери отсюда это говно!

Женщина взяла в каждую руку по подносу с испеченными детьми булочками и рогаликами и куда-то пошла. Док последовал за ней. Пройдя полцеха, она повернула направо, открыла какой-то бак и ссыпала все, что было на подносах, туда.

– А куда это потом? – спросил у нее Док.

– На переработку, – ответила она и махнула рукой в сторону стоявшей в стороне большой гудящей машины.

Док подошел к машине как раз тогда, когда пожилой рабочий вываливал содержимое бака в широкую горловину, где что-то гудело и вращалось. Шум стоял страшный.

– Дядь, а, дядь, – прокричал рабочему на ухо Док, – а что из этого будет?

– Сейчас мельница всё помелет, и в хлеб будут добавлять. В самый дешевый.

– А как же это есть потом можно?