Призрак следовала за мной всюду и даже сидела рядом в таверне и пила дешевый эль. Священникам нельзя употреблять спиртное, и я каждый раз переодевался в простую одежду, сбегая из церкви. Рафаэль замечал мои отлучки, но молчал. Я был не самым большим разочарованием на свете.
– Эй, парень, поделись-ка выпивкой! – Какой-то пьяный мужик плюхнулся на место призрака, и она мгновенно растаяла.
– Заткнись! – искренне посоветовал я ей.
Знаю, священнику и ругаться запрещено, но, оказываясь в таверне среди обычных людей, я не мог вести себя по-другому.
– Это ты мне, что ли? – заревел толстый боров, подсевший ко мне мгновение назад.
Лицо его налилось кровью, он засучил рукава. Что ж, я был не против драки. Его пьяные удары легко было перехватить. Спустя несколько ударов сердца он уже лежал без памяти на полу.
Громкая музыка и бездумное пение завсегдатаев таверны оглушали, и я выбрался на улицу в надежде глотнуть прохладный воздух. Мне хотелось насладиться им, остудить разум, вернуть смирение, но я не мог. На улице стоял июль.
– Как твое имя? – Нужно же было с чего-то начать.
Призрак покружила по комнате и пристроилась на краю кровати, там, где обычно сидел Чейз.
Ее светлые эфемерные кудри развевались на ветру. Но разве в мире призраков есть ветер?
Надия никогда не уходила. Я видел ее даже во снах. Она заменила маму, стала верным моим спутником. Когда я горел, она горела вместе со мной, когда я кричал, кричала она. Умирал я, умирала она.
Надия говорила медленно, растягивая слова. Она рассказывала мне ересь, о которой предостерегал Рафаэль. Я боялся, но не мог прекратить слушать. Умершую ведьму не так-то легко заставить замолчать. Верховная она или нет.
А Надия была Верховной. Она говорила, что лишь защищала своих сестер. Она не хотела умирать. Я не спорил. Если бы моих братьев попытались убить, я бы тоже пришел им на помощь. Наверное, пришел бы.
В августе черная смерть наконец отступила. Город еще долго оплакивал и причитал об умерших, но пришла осень, и люди стали приходить в себя. Урожаев по-прежнему не было, так что народ продолжал голодать.
С холодами пришло безумие. Я продолжал убивать. Надия стояла за моей спиной; каждый раз я слышал ее истошный крик, стоило мне занести меч над очередной ведьмой. Она плакала, долго и навзрыд. И я утешал ее.
Чейз перестал выходить из своей комнаты. Я старался навещать его, когда мог, но уже не замечал его отсутствия. Моей жизнью завладели призраки.
В очередную холодную ночь мы прятались в его комнате и слушали завывания ветра. Я, Чейз и Надия. Двое святых отцов и призрак.
– Тебе нужно выйти в город, – сказал я другу совершенно равнодушно. – А иначе ты забудешь, что такое свежий воздух.
Чейз молчал, уставившись на иконы. В его ангельских глазах я больше не видел радости, не видел задора. Их огонь погас. Чума не забрала его жизнь, но сломила лучше любой пытки.
– Чейз, скольких ты убил за последний месяц?
– Четырех, – послышался глухой ответ. – Еще задушил двух младенцев. На них были проклятия ведьмы. Они не хотели кричать при рождении.
Я вспомнил свое последнее убийство. Кровь стекала с меча, падая на промерзлую землю и едва дымясь перед тем, как растаять. Ведьме было восемь.
Надия провела тонкими пальчиками по его щеке и резко отпрянула. Она понимала, я понимал.
– Я не хотел, – сказал Чейз.
– Чего не хотел?
– Посвящать себя Богу.
Я прокрутил железный обруч на своем запястье. Теперь мне приходилось носить его с собой постоянно.
– Почему же тогда стал священником?
Чейз отвернулся, в его глазах мелькнула боль. Больше он ничего мне не сказал.
На следующее утро мне сообщили, что отец Чейз повесился. Я не удивился и даже не загрустил. Казалось, его жизнь давно уже закончилась, все просто ждали, когда же он сам это осознает.
Рафаэль говорил, что его прокляла ведьма, что все это – результат еретического учения. Оно губит хороших людей. И толпа ревела, выплевывая свою ненависть и злость вслед удаляющемуся гробу. Они не скорбели по Чейзу, его просто забыли. Проклятие ведьмы – по-другому церковь это представить не могла. Чтобы священник покончил жизнь самоубийством, да еще таким ужасным способом… Уж лучше получить от его смерти выгоду. Чейз не умер напрасно.
– Вы поверили в версию с проклятием?
– Такое проклятие разгуливало рядом со мной.
И все же… Это был первый раз, когда я усомнился в действиях церкви. Нет, я все так же верил в общее благополучие и дьявольское зло, но не мог отрицать очевидного. Это было бы игнорированием простейшей логики, а я еще не настолько сошел с ума.
– Куда я уйду? И зачем?
Нелегко спорить с призраком, особенно если этот призрак настолько упрям. Надия редко повышала голос, но когда это случалось, мне хотелось рвать волосы на голове.