— Братоубийственных войн не бывает, — мягко заметил я. — Братья не воюют друг с другом, а если воюют, то это уже не братья.
— Господа, — шутливым тоном сказал Гусенко, — вы скатываетесь к политической дискуссии, а политическая деятельность пока под запретом. Дружище, обратился он ко мне, — лучше скажите, откуда выросла ваша компания? (Взгляд его стал как у профессионального чекиста).
— Из Панамы.
— Это я знаю, но откуда у вас появился такой капитал?
— У меня нет никакого капитала, если не считать десяти тысяч баксов зарплаты, которую мне положили учредители.
В. Аксючиц. «Независимая газета», 25 марта 1997 г.
— А вы бы хотели им стать? — заинтересованно спросил Новиков.
— А вы бы хотели им перестать быть? — в свою очередь спросил я.
— Нет, — засмеялся бывший замминистра, — пусть лучше все остается, как есть.
— Вот вам и ответ.
— Вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь, — заверил меня Гусенко, — и на помощь наших друзей тоже.
— Спасибо, рад буду воспользоваться. Для начала создайте имидж моей компании и мне лично.
— Безусловно. Я вас еще познакомлю кое с кем, кто очень грамотно создает имиджи.
Я посмотрел на часы и встал:
— К сожалению мне пора. Рад был познакомиться.
Все встали и пожали мне руку.
— Мы еще посидим, — сказал Гусенко.
Я вышел из зала и пошел по коридору. Много бы я дал, чтобы послушать, о чем они будут сейчас говорить. Винер предупредил меня, что техническими средствами осуществлять прослушку в клубе невозможно. В кофейном зале вообще полная изоляция. Я направлялся на выход. Яков должен был ждать меня в машине. По коридору навстречу мне шел человек в форме службы безопасности клуба… Что-то знакомое показалось мне в его лице. Тем не менее, вспомнить я его не мог и, наверное, прошел бы мимо, если бы он не остановился. «Вот так встреча. Ты как здесь оказался?» Да, это был Рощин, старый враг и одноклассник, которого я не видел с момента окончания школы. Он сильно изменился. Лицо покрыто сетью тонких морщинок, седина на висках, но в глаза бросались поджарость его фигуры и пружинистая походка. Я изобразил радостное изумление.
— Драться будешь?
Он заржал знакомым лошадиным смехом. (В интернате Рощин был главным рассказчиком несмешных анекдотов. Где только он их нарывал. Тем не менее мы с удовольствием его слушали, поскольку, рассказав анекдот, он тут же начинал ржать, да так, что никто не мог удержаться от смеха.)
— Ну что ты. Как охранник, я должен тебя защищать. Кстати, в том, что я стал охранником — твоя заслуга.
— Это как?
— Тогда после драки я твердо решил отмутузить вас всех. Если помнишь, я два раза в неделю уезжал в Питер. Это я в секцию бокса в Лесгафта ездил. А после школы занялся восточными единоборствами.
— И все, чтобы нас отмутузить?
— А ты как думал? Нос мне расквасили. По щекам надавали. И все при Ленке Ворониной, по которой я сох с первого класса.
Он опять заржал, и я, как и в прошлом, не смог удержаться от смеха. Мы хохотали минуты две, затем я предложил:
— Пошли отметим встречу.
— Не положено. Я ведь при исполнении. Но тебе могу устроить что-нибудь веселое. Кстати, все что нужно здесь в клубе, пожалуйста. По старой дружбе все устрою.
В голову ударила шальная мысль. Я был уверен, что подбор работников службы безопасности был очень тщательным и можно влететь так, что на карьере члена клуба нужно будет ставить крест. И все же.
— Так уж и все?
— Попробуй.
— Сейчас у меня были переговоры. Партнеры все еще обсуждают сделку. Хочу знать, о чем они там толкуют. Есть подозрение, что могут «кинуть». Плата по таксе.
Лицо Рощина сначала стало серьезным, а затем как-то одеревенело.
— А ты знаешь, что за это сильно обидеть могут?
— Знаю, а ты что, во мне сомневаешься?
Сергей испытующе смотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд, автоматически использую мимику, которой обучали меня ассистенты Кардинала. Наконец Рощин, видимо, удовлетворенный моим искренним взглядом коротко спросил:
— Где?
— В кофейне, в «Арабском кабинете».
— Тебе повезло. Тебе всегда везло. А мне нет.
— Готов поделиться везением. Сколько?
— А сколько ты можешь предложить?