Инквизитор

Незнакомец нервно потер руки. Он колебался, но не потому, что решал, говорить правду или нет. Он не был уверен, что монах поймет то, о чем он будет говорить. Гвидо заметил это.

— Вы не хотите исповедываться? Может быть, вам нужен православный священник?

— Нет, я просто не уверен, что вы поймете, о чем идет речь.

— Я постараюсь, — Гвидо слегка улыбнулся. — Я внимательно много лет наблюдаю за Россией, поскольку Россия — это Армагеддон. Кроме того, что я священник, я еще и психиатр.

Незнакомец удовлетворенно кивнул головой:

— С чего начать? — спросил он.

— Начните с самого начала. С того момента, как вы начали служить дьяволу. — Гвидо добродушно улыбался, но глаза его были холодны, как лед.

Незнакомец задумался. Гвидо не торопил его. Он бы крайне удивился, если бы мог проникнуть в мысли кандидата в жертвы русской инквизиции. В возбужденном мозгу последнего, в его душе бушевал целый спектр чувств, преобладающим среди которых был страх.

— Видите ли, святой отец, я употребил слово «дьявол» образно. Иносказательно.

— Вы употребили правильное слово, — кивнул головой Гвидо. — Сатана избрал ваш народ для подготовки прихода Антихриста, а Бог отвернулся от вас, как только вы отвернулись от него и повернулись к Сатане. И Россия стала Армагеддоном. Если вы боитесь, что я не пойму суть политики, в которой вы принимаете участие, то не беспокойтесь. Я знаю все, что происходит во всех странах, где обосновался Сатана, в том числе и в России. Скажу больше, особенно в России, поскольку именно там уже много лет наиболее ярко используются интересующие меня формы насилия над населением. Это интересует меня и как священника, и как психиатра.

— Вы имеете в виду политическое насилие, которое практиковалось коммунистами и нынешним диктаторским режимом, или экономическое, применявшееся постсоветским режимом?

— Я имею в виду психическое насилие, которое применяли все режимы после 1917 года. Психическое насилие, выражаясь церковным языком, это насилие над душой. А насилие над душой может совершать только дьявол. И его слуги, — добавил падре, пристально смотря в глаза незнакомцу. — Исследуя психическое насилие, я не мог не исследовать политику всех правящих в России режимов. Так что вы можете не бояться, что я чего-нибудь не пойму.

Голос падре Гвидо звучал ласково и успокаивающе, и именно это приводило незнакомца в дрожь. В его ушах звучал такой же иезуитски ласковый голос сотрудника КГБ Велигорского, психиатра, работавшего в институте Сербского с противниками коммунистического режима. По долгу службы незнакомец иногда присутствовал на этих беседах и с интересом наблюдал за состоянием диссидентов, знавших заранее, что они никогда не докажут «доктору», что они психически нормальные люди, и что их ждут инъекции галоперидола и палата либо одиночная, либо с «буйными» больными.

— Хорошо, — согласился он. — Начну с истории вопроса. С конца семидесятых годов высшее руководство КПСС начало перекачку крупных капиталов за рубеж. Все эти операции были инициированы ЦРУ США в рамках проекта, о котором я расскажу позже. И проходили они также под пристальным вниманием ЦРУ. Я не буду вдаваться в детали этих операций. Скажу только, что основная часть капиталов уходила через Министерство внешней торговли СССР и курируемые им банки. Деньги либо ложились на счета физических лиц, как правило, детей и других близких родственников руководителей государства, либо превращались в ценные бумаги и недвижимость. Андропов, возглавлявший тогда КГБ, через своих верных людей также внимательно это отслеживал, но не вмешивался, так как знал, что силенок воспрепятствовать этому у него было мало. Одно лишнее движение, и его просто убрали бы. Для этого возле него специально держали несколько замов, которые через его голову напрямую контактировали с рядом партийных руководителей.

В 1982 году Андропов пришел к власти и сразу же накинул удавку на своих товарищей по партии, успевших переправить на Запад несколько миллиардов долларов. Но он сделал роковую ошибку, которая стоила ему жизни. Набросить-то он удавку набросил, а вот затягивать не стал. И вместо этого предложил им передать деньги государству. Не захотел использовать опыт одного из своих предшественников. А может быть, просто не посмел.