И тогда возможны будут два варианта: либо город будет вынужден пойти сам воевать разбойника, либо горожане прибегут к нему, к Эшбахту, и согласятся на все его условия, даже на те, которые он ещё не выдвинул, лишь бы он не договаривался с Ульбертом делить купеческие баржи на те, что можно грабить, и на те, что грабить нельзя. Что ж, оба варианта его устраивали. В первом случае горожане начнут склоку с фамилией Маленов, ещё несколько лет назад он об этом и мечтать не мог. А во втором случае они отнимут у Гейзенберга и отдадут Брунхильде графский дом, а также предоставят место её человеку — а правильнее сказать, его человеку — в городском совете. И всякий из этих случаев радовал барона.
А посему теперь у него было хорошее настроение, и он, додумав все расклады этой интриги, наконец «вернулся» за стол и заметил, как бесчинствует там его старший сынок. И тогда отец постучал вилкой по стакану, привлекая внимание молодого барона, и сказал строго:
— Вы, я вижу, пристойно вести себя не желаете!
— А что? — дерзко поинтересовался Карл Георг. Он, сидя на стуле, едва выглядывал из-за стола, хоть ему и подкладывали подушки; видно, потому он встал на стуле и заявил: — Что я сделал?
Волков указал вилкой на няньку: ты; а потом произнёс с беспрекословной строгостью:
— Барон, вон из-за стола!
И нянька кинулась выполнять приказ главы дома. Она стащила мальчишку со стула и поволокла его к выходу из гостиной.
— За что? — заверещал тот. Он упирался, скользя по паркету, но дородная нянька легко тащила его к дверям.
— За то, что не умеете себя вести! — с видимым удовольствием отвечала за мужа баронесса. И потом говорила супругу: — Давно с ним так надо, всю зиму бедокурит, управы на него не было. Как хорошо, что вы вернулись.
— А что же вы не могли его успокоить?
— Да разве я с ним справлюсь?
— Я ещё не поел! — кричал молодой барон, цепляясь за двери. — Я ещё голоден! Отец, дозвольте мне поесть!
— У вас было на то время, — холодно отвечал ему генерал. — Теперь в обед поедите. Не раньше!
— А-а! — заорал мальчишка. — Вы злой!
Но нянька уже оторвала его от двери и выволокла в коридор, где его крики и затихли.
— Уж и не знаю, что с ним делать, — стала вздыхать и жаловаться баронесса. — Как вы уехали на войну, так он распоясался, слуг бьёт, няньку бьёт, с матерью Амелией тоже ругается, учиться с нею не желает…
— Недавно писание со стола на пол скинул, — поддержала баронессу монахиня. — Дескать, не хочу я ваши буквы учить. Я его пристыдить хотела, так он бранил меня коровой старой. А уж как слуг лупит, как няньку по щекам хлещет почём зря…
Она сокрушённо качала головой. А господин Кёршнер тогда и заметил с улыбкой:
— Так воин растёт, ему есть в кого быть воинственным и грозным.
На что Волков ничего не сказал, хотя и мог заметить, что времена рыцарской вольницы и глупой отваги теперь уже проходят, а приходят времена ровных колонн и крепкой дисциплины.
После завтрака он, как и намеревался, отправил Хенрика на почту, а сам сел писать письма.
Но тут к нему пришла баронесса и сказала:
— Дорогой супруг мой, позволите ли вы мне поехать по лавкам? А то бал, что даёт графиня, уже завтра, а у меня нет ни одного приличного платья. Клара едет и уже велела запрягать карету. Я бы с нею поехала, она тут все лавки и всех портных знает лучше моего.
Волков поглядел на то платье, что было на ней, и оно было не лучше вчерашнего с заляпанными рукавами. Кружева все замызганы, сама ткань застирана и потеряла половину своей краски. Блёклое, старое, бедное.
«Сидели бы вы, баронесса, дома, там, в Эшбахте, и ваши заляпанные наряды выглядят достойно».
Он вздохнул: думал сэкономить денег, а ещё немного занять и всё-таки довести постройку замка до конца. Но жена будет с ним на балу и, по сути, будет его лицом. Ей и вправду было нужно хорошее платье. Да и всё остальное, что нужно знатной даме. Жене самого влиятельного человека юга земли Ребенрее.
«Уместить бы все её затраты в сто талеров. Хорошо бы было».
— Что ж… езжайте, — и, подумав, спрашивает: — Может, мне поехать с вами, дорогая супруга?
Генерал, во-первых, хотел сэкономить, а во-вторых, думал, что, зная нынешние моды в Вильбурге, подберёт ей платье получше. В котором и при дворе, случись ей там быть, её не посчитают деревенщиной.
Но Элеонора Августа на это сказала, подходя к мужу и ласково обнимая его:
— Уж и хотела бы я, чтобы вы были со мной, но едем мы с Кларой надолго, боюсь утомить вас своими поездками, а вы, я вижу, почтовыми делами занялись, так и делайте их. Только денег дайте…
Волков отпер сундук и выдал жене кошелёк со ста монетами.
— Берите то платье, что госпожа Кёршнер одобрит, у неё на одежду хороший глаз.
Баронесса, совсем как девочка, запрыгала от радости, когда он передал ей деньги. Поцеловала его быстро и убежала.
Глава 18