Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

Консул вдруг перевёл взгляд с него куда-то в сторону. И все остальные горожане стали смотреть туда же. Смотреть неотрывно. Даже те солдаты, что пришли с офицерами горожан и всё ещё держали в руках зеленые ветви, и те стали смотреть в сторону склона, на котором были уже расставлены люди барона. Вот только сам Волков туда не оборачивался, он думал, как бы заколоть всех этих бюргеров, пока они на него не глядят. Возможно, он и потянул бы уже меч из ножен, но тут услышал за спиною тихие слова, что говорил ему майор Дорфус:

— Генерал, Её Высочество к нам идёт.

Глава 48

И генерал — ну, насколько ему позволял доспех — повернулся назад и увидал, как по склону вниз идёт, подбирая юбки, маркграфиня. Чепец едва держится на волосах, сама раскраснелась, то ли от жары, от ли от негодования. Не привыкла госпожа бродить по бездорожью, иной раз и спотыкается на ходу, но всё одно идёт быстро и, зная, что глаза мужей с обеих сторон дороги прикованы к ней, распаляется ещё больше. А Волков морщится:

«Какого дьявола она делает⁈ Тут же мне её трудно будет защитить! Схватят сейчас дуру и увезут в Туллинген!».

А рядом с нею идёт фон Готт, держа в руках свой любимый клевец, а за нею два сержанта. Так и шли они вчетвером, пока наконец не пришли к тому месту, где стороны вели переговоры. И первым подумал о вежливости, как ни странно, не барон, а консул Туллингена Гусман. Он по-стариковски, неловко и нескоро, начинает слезать с коня. За ним и секретарь Хойдер.

«Узнали, значит, свою госпожу, городские свиньи!».

Теперь и генерал с Дорфусом, и все остальные спешиваются, так как маркграфиня уже подошла к ним. Все кланяются принцессе. Кланяются низко. Стягивают с голов шлемы и подшлемники. Вежливые, мерзавцы. Вот только барон и его майор этого не делают. Они на войне, а на войне шлем не снимают даже перед императором.

— Ваше Высочество… — кланяются городские.

— Ваше Высочество…

— Ваше Высочество…

— Здравствуйте, господа, — отвечает она всем и кивает головой благосклонно — и говорит тут же: — Господин Гусман, я вас помню, мы гостили в вашем поместье с моим супругом прошлой весной, два дня, кажется, когда он приезжал охотиться на горных козлов.

— Ту честь я вспоминаю до сих пор, принцесса, — отвечал ей консул.

— Отчего же город привёл сюда своих людей? — сразу интересуется маркграфиня. Она дипломатично не произнесла вместо слова «сюда» слов «на мою землю». Но все присутствующие и так всё поняли. — Отчего вы остановили нас?

«Нас».

Она сказала «нас». И это слово и этот вопрос заставили господ горожан примолкнуть в недоумении. Они лишь переглядывались друг с другом, но вопрос маркграфини требовал ответа, и тогда снова заговорил рьяный полковник Гройзенберг:

— Ваше Высочество, магистрат города Туллингена полагает, что вам будет лучше, если вас к вашему дому проводим мы.

Вот тут уж принцесса и блеснула своим умением говорить с людьми, стоящими ниже неё по своему происхождению; она, чётко выговаривая каждую букву и каждым тоном подчёркивая своё кровное превосходство, спросила у полковника:

— И с каких это пор магистрат города Туллингена смеет полагать, что будет лучше для маркграфини Винцлау?

— Э-э… — вопрос оказался непростым для полковника городского ополчения. — Ну, это же… только для вашей же безопасности…

— Для безопасности? — маркграфиня так холодно, так неприятно усмехнулась, что, будь Волков на месте горожан, у него похолодела бы спина. — А что вы сделали для моей безопасности, господа, когда я была в заточении у кровавых колдунов Тельвисов, когда меня оскорбляли и унижали подлые твари, мои тюремщицы? — Волков невольно восхитился силой и величавой властностью женщины, которой ещё недавно полновластно обладал. — Вы ли пришли ко мне на помощь? Или этот человек, — она взглянула на генерала, — настоящий рыцарь. Который один бился с дюжиной приспешников колдунов. Именно такой, о каких пишут романы. Он или вы, господа и нобили Туллингена, пришли освобождать меня?

Никто из присутствующих горожан на этот простой её вопрос не ответил.

Но тут Волков увидал человека, который подъехал, казалось, внезапно, никем до сих пор не замеченный. Была на нём недорогая кираса, а на голове его был простой берет. И лошадка под ним была самая обыкновенная. И весь вид его был удивительно благодушный, таким он выглядел добряком, что всякий подумал бы, увидав его, что это простой и добрый горожанин, боголюбивый семьянин… Но нет… И генералу это стало ясно сразу. Нет, не мог простой человек вот так запросто взять и подъехать к людям, что ведут столь важные переговоры, и причём никто из горожан, что, повернувшись, его увидел, и не подумал удивиться или отослать этого господина от переговоров. Они приняли его присутствие безоговорочно и безмолвно, как будто так оно и должно быть.

И, словно окрылённый его появлением, бросив на приехавшего всего один взгляд, полковник вдруг сказал опять со своей упрямой твёрдостью: