Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

— Помогайте! Держу его!

Барон отталкивает его щитом с большим трудом, но его тут же за край щита хватает второй солдат…

Начинает орать, звать на помощь, не отрываясь от Волкова… Барон через пот на глазах едва может разглядеть бок и руку этого солдата. А у того ниже кирасы из брюха торчит наконечник копья, окровавленный, почти чёрный, и тут же копье скрывается в чреве, быстро ныряя внутрь и оставляя на своем месте лишь чёрную кровь на грязной одежде. У солдата подкашиваются ноги, и он, роняя свое оружие, падает на мостовую двора. И тут генерал слышит знакомый голос совсем рядом:

— Сюда, сеньор! Сюда…

Это чуть грубоватый голос фон Готта, и Волков пятится на него, стараясь отбивать удары и выпады, а потом, улучив момент, просто поворачивается и кидается в башню.

— За ним! — истошно орёт сержант. — Дверь… Допельманн, держи дверь!

И великан действительно втискивается в проём прежде, чем Хенрик успевает закрыть дверь; он бьёт оруженосца своей гигантской глефой, но ему мешает дверь, и удар у него не выходит, он лишь отталкивает оруженосца, и тот в ответ стреляет в него из пистолета… Уж неизвестно, куда попала пуля и причинила ли она ему вред, но великан замешкался в проёме, и на него с копьём кинулся фон Готт. Сильный молодой человек чуть присел и загнал копьё в кольчугу противнику, в живот над поясом, вот только сам при этом получил тяжелый удар глефы прямо по шлему, и удар потряс его; он выпустил копьё, сделал шаг назад… и получил ещё один удар вскользь со шлема на плечо, и тут уже к нему на помощь поспешил генерал. Он двумя уколами попытался поразить огромного бойца, но один укол пришёлся в горжет, а второй не смог проткнуть кольчугу, и тогда Волков бросил ему меч в лицо, а пока здоровяк уворачивался, барон выхватил из-за пояса топор и, сначала держа его одной рукой, ударил по шлему великана, а потом, отбросив щит и быстро взяв оружие двумя руками, повторил удар, и вот этот-то удар у него получился. Допельманн выронил огромное оружие из своих огромных рук и замер, и тогда Волков ударил ещё раз, и на этот раз приложил все силы, которые у него оставались. Великан стал оседать, и четвёртый удар топора пришёлся ему по плечу, а не по шлему. А тут ещё один солдат хотел было влезть в башню. Он ударил Хенрика — который всё это время пытался запереть дверь, — алебардой, оттолкнул его и полез в проход, но старший оруженосец выхватил из сумки второй пистолет и выстрелил в него, куда-то в голову. И то ли пуля достала солдата, то ли пороховой огонь опалил ему лицо, солдат заорал, бросил алебарду и, закрыв лицо руками, выбежал на улицу. Тут уже Хенрик смог наконец закрыть дверь и задвинуть засов. И стало в башне темно.

Волков задыхался от жары; он отбросил топор и попытался поднять забрало шлема, но что-то острое царапало ему переносицу и левую бровь прямо рядом с глазом, и он, побоявшись попортить себе глаз, позвал:

— Хенрик! Фон Готт!

— Что? — тяжело дыша, отозвался фон Готт. Он, кажется, осматривал великана.

— Я тут, генерал, — откликнулся старший оруженосец.

— Вы живы? Не ранены? Шлем нужно снять, что-то царапает глаз…

— Пойдёмте наверх, — сразу отозвался Хенрик, — тут света мало.

— Я тут останусь, — говорит фон Готт, что-то ища впотьмах, — на всякий случай, вдруг попробуют сломать дверь.

А генерал и Хенрик поднялись на второй этаж башни, тут было намного светлее чем внизу. И Хенрик, осматривая Волкова, удивлялся:

— О! Это наконечник болта застрял у вас в шлеме. Присядьте.

Волков присел на ту самую скамеечку, где сидела маркграфиня; он сразу подумал:

«А где же она?».

Генерал решил с этим разобраться, как только оруженосец поможет ему снять шлем. Но шлем просто так сниматься не хотел, даже когда Хенрик ему стал помогать; забрало шлема не поднималось, и что-то острое продолжало впиваться ему в кожу возле глаза. Оруженосцу пришлось постараться, чтобы освободить голову своего сеньора. Но как только он стянул шлем с генерала и как только тот смог наконец вздохнуть свободно, он увидел её.

Маркграфиня, аккуратно придерживаясь за стену, спускалась с верхней площадки башни и смотрела на него. Волков, опираясь на стену, не без труда встал и заговорил, выражая озабоченность или даже упрёк:

— Ваше Высочество, вам нужно быть осторожной, вам не следует выходить наверх, любой арбалетчик-злодей может поранить или убить вас.

— Я была осторожна, барон. Я выглядывала из-за зубцов, да и не до меня было злодеям-арбалетчикам, они вас погубить желали, — отвечала принцесса. И тут же спросила с испугом: — Как вы себя чувствуете? У вас кровь на лице! Я видела, что оружие врагов добиралось до вас. Вы ранены, барон?

Волков начал ощупывать лицо и вытирать почти засохшую кровь рукою.

— Благодарю вас за участие, принцесса. Ничего. Бывало и хуже, — он потихоньку приходил в себя, но всё ещё изнывал от жары, да и, признаться, бок, в который угодила пика алебарды, болел изрядно. — Доспех у меня хороший.