Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

— Кажется, сбежали, — отвечал ей генерал не так уж и весело. «С моим серебром». Он смотрит на колодец, что находится с другой стороны двора. — Нам нужна будет вода…

— Вода? — переспросила принцесса.

— Раненому наутро очень хочется пить, и я думаю сходить за водой, принести пару вёдер.

— Ах, как это было бы хорошо, я бы хоть умылась, — она поглядела на генерала и, кажется, действительно была бы рада воде.

И тут он говорит ей:

— Ваше Высочество, может, пока я не ушёл за водой… — он не договорил, думая, что она сразу поймёт его.

Но она не поняла.

— Что?

— Ну, — продолжал генерал, — пока я не ушёл, может, вам надобно спуститься вниз. Проснувшись, люди часто испытывают надобность… И пока я тут…

— Ах вот вы о чём! — она опять смотрела на него, и во взгляде её явно проглядывала благодарность. А на щеках женщины проступил румянец. — Да, мне это надобно.

— Так пойдёмте прямо сейчас, я только разбужу оруженосца, — говорит он и поворачивается к спящим оруженосцам. — Фон Готт, просыпайтесь. Пора.

— О, — кряхтит тот, открывая глаза, но даже не подняв головы. — Как плохо спать в доспехе.

— Просыпайтесь, просыпайтесь, — настаивает генерал. — Я скоро пойду за водой, вы закроете за мною дверь.

— Да встаю я, — фон Готт садится, поправляет на себе латы и потягивается; замечает, что и Хенрик тоже открыл глаза, и сразу спрашивает: — Ну ты как?

Волков тоже подходит к раненому.

— Как вы, — он первый раз обращается к своему первому оруженосцу в такой форме, — друг мой?

— Терпимо, сеньор, — отвечает тот хрипло, но руку к груди так и прижимает. Сам же он очень бледен, его кожа на лице почти желта, так часто бывает с теми ранеными, что потеряли много крови. Тем не менее он добавляет: — Рука почти не болит.

— Мужайтесь, друг мой; кажется, колдуны сбежали со своей челядью и солдатами, а Кляйбер вчера ушёл незамеченный, я надеюсь, что Брюнхвальд уже идёт сюда. Как придёт, тотчас повезём вас к врачу, а пока я схожу к колодцу за водой.

— Да, — всё так же хрипло отвечал Хенрик, — воды я бы выпил.

Глава 24

Он на всякий случай взял с собой павезу, топор заткнул за пояс за спину, ну и сумку с пистолетами повесил на грудь.

— Вы уж там будьте поосторожнее, сеньор, — наставлял его перед выходом фон Готт. — Не верится мне, что эти сволочи так просто сбежали. Хитрые колдуны могли что-то оставить…

— Что же? — поинтересовался Волков.

— Откуда же мне знать все их подлости, — отвечал ему оруженосец. — Знай я про их козни, так бы и сказал, а тут могу только просить вас об осторожности, — и добавил: — А то останусь я один с маркграфиней и раненым Хенриком. И что мне делать с ними? Я не такой сообразительный, как вы.

— Хорошо, Людвиг, хорошо, я буду осторожен, — обещал ему барон, он в этот раз был любезен со своим оруженосцем. Генерал редко звал своих людей по именам. И те принимали подобные обращения как похвалу. Фон Готт заулыбался, а Волков напомнил ему: — Не спускайте глаз с маркграфини, друг мой, больше мне тут положиться не на кого.

Генерал не стал сразу опускать забрало. Утро уже было душным. Просто пошёл вдоль южной стены к воротам, чуть приподняв щит.

В хлеву снова замычала корова. Даже не замычала, а застонала. И больше никаких звуков… Полная тишина. Разве что птицы орут совсем близко. Птицы, корова… Всё… Никаких людей. Волков дошёл до ворот. Решётка поднята, подъёмный мост тоже. Его можно опустить прямо отсюда. Теперь можно, генерал ещё ночью забрал свой топор, стопоривший ворот. Он подумал немного и ещё раз огляделся — нет, никого не видно. И тогда генерал, закинув щит за спину, отпускает рычаг, что держал мост. И тот под собственной тяжестью начинает, гремя цепями, медленно опускаться.

А Волков не без усилия сбрасывает на землю бревно, что запирало ворота. Потом толкает их, чтобы открылись. И они немного приоткрываются.

«Ладно, хватит и этого. Когда Брюнхвальд подойдёт, желательно, чтобы мост был опущен, а уж ворота растворить на полную он и сам додумается как-нибудь».

Он, снова подняв щит, не спеша и оглядываясь, вышел из-под башни и первым делом взглянул на «свою» юго-восточную башню. Ну, конечно же, и фон Готт, и маркграфиня смотрели на него сверху, причём не очень волнуясь о своей безопасности; и тогда он махнул им рукой: укройтесь. И ещё раз махнул: укройтесь, я вам говорю. И сам в пример им закрыл на шлеме забрало. И всё так же осторожно двинулся наконец — нет, не к телеге, на которой стоял с отворённой крышкой огромный, оббитый железом сундук. Нет, с сундуком ему и так всё было ясно. Генерал направился к колодцу.