Читаем Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы полностью

— О-о… — застонал наглый паж, хватаясь за рану. Он повалился на ковер к посуде и мебели, которая уже там валялась… И запричитал уже совсем не нагло: — Мой господин… Я ранен! У меня кровь!

«Ну вот, наглый мерзавец, и тебе немного досталось».

Но Волков тут же вернулся к своему злобному лакею, который скорее всего и лакеем-то не был, а тот в это время пытался убраться из залы, с трудом при этом переставляя ногу и заливая всё вокруг кровью.

Два шага, и удар в шею сзади прервал его бег. Фон Готт к тому времени, сноровисто работая, как забойщик на бойне, своим клевцом и помогая ему баклером, спокойно и деловито размозжил головы двум лакеям и уже занимался третьим…

«Вот что значит турнирный боец».

А вот Хенрик не без труда отбивался от двух сержантов, у одного из которых было разрублено лицо, и ещё одного очень напористого лакея. Вот туда, туда-то и поспешил Волков и, пользуясь появлением из-за спины, ранил ещё раз уже истекающего кровью сержанта, ткнув меч ему в левую подмышку.

В это мгновение в залу ворвался один из кавалеристов, что оставались во дворе, у него в руке был меч, глаза выпучены, это был тот самый Кляйбер, которого сержант посылал за вёдрами.

— Господин! Господин!.. — заорал было он, но, увидав, что происходит, тут же всё понял и сам кинулся на лакея, что наседал на Хенрика, и несколькими ударами сзади разрубил тому всю голову, а потом и фон Готт и сам генерал пришли Хенрику на помощь и весьма быстро добили израненного сержанта графа, вот только…

Тот самый мерзавец, что убил фон Флюгена, подыхать не захотел и бросился бежать к одной из дверей, что вели из залы в боковые комнаты, Кляйбер и Хенрик бежали за ним, били в спину и по шлему сзади, но подлец был в доспехах, и вреда, видно, те удары ему не причиняли. И, может, Хенрик и Кляйбер пошли бы за беглецом и дальше, за дверь, но Волков окликнул их:

— Хенрик… Не нужно, — он стал озираться, прекрасно понимая, что дело ещё вовсе не закончилось. — Где мой шлем?

— Вот он, генерал, — поднял с ковра его шлем фон Готт, — только подшлемника нет в нём.

— Кляйбер, что там на улице? — сразу интересуется барон.

— Побили наших; я ходил на конюшню, а вышел, так двое наших уже валялись на земле, все сплошь истыканные болтами. Еле живы были, и у сержанта в лице болт был и в ногах, он и говорить не мог, а остальные дрались у привязи, а я сразу к вам побежал.

Могучий оруженосец протягивает генералу шлем.

— Спасибо, фон Готт, — генерал забрал у него шлем и сразу надел на голову; лучше без подшлемника, чем вообще без шлема, тем более его роскошный шлем был оклеен изнутри кожаной полосой. — Хенрик, зарядите пистолеты. А где арбалет, что был при вас?

— Я его при коне оставил, — отозвался тот виновато и начал заряжать пистолеты.

— Кляйбер, взгляни, что там на улице, — продолжает барон, вздохнув; впрочем, не ему было упрекать своих людей, он и сам опростоволосился изрядно. Но его любимый арбалет было жаль.

— Да, генерал, — отвечает кавалерист и направляется к распахнутым дверям, что ведут на балконы.

— Только аккуратно, не получи болт в лицо, как твой сержант, — говорит Волков.

А сам присаживается возле фон Флюгена и закрывает ему глаза.

— Храбрый юноша!

— Это он прикончил здоровяка коннетабля, как только тот достал оружие, — заметил фон Готт. — А я и не увидал того, хотя рядом стоял, я на маркграфиню смотрел.

— Это всё из-за колдовства! — бурчит Хенрик, забивая пулю в ствол пистолета окровавленной рукой. — Я…

Он не успевает договорить, как от дверей кричит Кляйбер:

— А-а, подлюки… Они кидают болты!

И словно в подтверждение его слов, в залу, щёлкнув о косяк двери, влетает болт, залетает в посуду на столе и со звоном разбивает там что-то.

— Дьявол, — рычит генерал. — Кляйбер, не подставляйся там… Ты, что, ранен?

— Нет, господин, — отзывается кавалерист, аккуратно выглядывая в двери снова.

— Фон Готт, поищите всё-таки мой подшлемник.

Он помнит, что на дворе было двенадцать солдат, а с ними теперь ещё и ловкий сволочь-сержант… Двенадцать солдат с алебардами и арбалетами — это не лакеи с тесаками. От этих так просто мечом не отмашешься. Так что подшлемник лучше найти и шлем надеть как следует.

«Двенадцать человек и сержант. Сам граф, видно, ещё тот боец, его можно и не считать, — вспоминает он. И потом оглядывает своих людей. — Трое. Бойцы отменные, что Хенрик, что фон Готт, да и кавалерист не первый день в седле; страха не видно в них, думают, что я знаю, что делать».

И ему действительно нужно было что-то придумывать. Идти во двор, на открытое пространство, к лошадям? Попытаться пробиться к воротам? Там, во дворе, когда они будут у коновязи, в них со всех сторон полетят болты, а к воротам нужно будет пробираться через алебарды.

«Допустим, доспех у них всех, кроме кавалериста, отменный, а у того ноги и бёдра не защищены, пару болтов — и всё, его заколют, а втроём драться с тринадцатью… Переколют всех… Можно, конечно, попытаться, но вот на конях уйти всё равно не дадут. Побьют коней, непременно побьют, постреляют, даже если и удастся подойти с ними к воротам».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Аквитанская львица
Аквитанская львица

Новый исторический роман Дмитрия Агалакова посвящен самой известной и блистательной королеве западноевропейского Средневековья — Алиеноре Аквитанской. Вся жизнь этой королевы — одно большое приключение. Благодаря пылкому нраву и двум замужествам она умудрилась дать наследников и французской, и английской короне. Ее сыном был легендарный король Англии Ричард Львиное Сердце, а правнуком — самый почитаемый король Франции, Людовик Святой.Роман охватывает ранний и самый яркий период жизни Алиеноры, когда она была женой короля Франции Людовика Седьмого. Именно этой супружеской паре принадлежит инициатива Второго крестового похода, в котором Алиенора принимала участие вместе с мужем. Политические авантюры, посещение крестоносцами столицы мира Константинополя, поход в Святую землю за Гробом Господним, битвы с сарацинами и самый скандальный любовный роман, взволновавший Средневековье, раскроют для читателя образ «аквитанской львицы» на фоне великих событий XII века, разворачивающихся на обширной территории от Англии до Палестины.

Дмитрий Валентинович Агалаков

Проза / Историческая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы
Перуновы дети
Перуновы дети

Данная книга – не фэнтези и не боевик на славянскую тематику. Она для вдумчивого читателя, интересующегося историей и философией древних славян, знакомого с «Велесовой книгой». Роман представляет собой многоплановый экскурс в различные временные пласты, где прослеживается история создания, потери и нового обретения древнейших славянских текстов-летописей.Первая часть романа, «Деревянная книга», повествует о находке дощечек с неизвестными письменами в имении Донец-Захаржевских под Харьковом во время Гражданской войны. Действие охватывает начало и середину XX века, – древнеславянскими униками занимаются художник Изенбек и литератор Миролюбов.Вторая часть, «Перуновы дети», знакомит читателя с событиями и личностями Древней Руси X века – волхвом Велимиром, старым воином Мечиславом и его учеником Светозаром. Рассказывается о создании деревянных дощечек. Главным героем третьей части, «Нить времён», является бывший сотрудник спецслужб майор Чумаков, к которому после тяжёлого ранения приходят странные видения. Пропуская через себя древнее, он становится жрецом современности.

Валентин Сергеевич Гнатюк , Юлия Валерьевна Гнатюк

Проза / Историческая проза / Современная проза