Инквизиция и инквизиторы во Франции

Одержимость приходит в Нормандию

Случаи одержимости были зафиксированы и на севере страны, в Нормандии. Особенно примечательна история, случившаяся в городе Лувье. Здесь с 1643 по 1647 год местный монастырь урсулинок также терзали демоны.

Главной героиней в Лувье выступает монахиня по имени Мадлен Бавен. Она поступила в монастырь в возрасте двадцати лет и, похоже, довольно быстро приобрела не самую лучшую репутацию, поскольку прониклась далекими от целомудрия чувствами к местному исповеднику Пьеру Давиду. Чувства эти были взаимны, но Давид внезапно умер, и историю замяли. Однако следующий исповедник монастыря, явившийся на смену умершему Пьеру Давиду — Матурен ле Пикар, также проникся симпатией к Мадлен Бавен.

Вообще-то неизвестно, какая атмосфера на самом деле царила в монастыре. В городе ходили слухи, будто и Пьер Давид, и Матурен ле Пикар практиковали всякого рода сборища, напоминавшие по своей природе шабаши… или оргии, если по-простому. Говорили также, что в этих оргиях принимал участие отец Тома Булле, викарий из Лувье. И якобы он продолжил устраивать их после смерти Матурена ле Пикара в сентябре 1642 года.

Всему этому вполне можно поверить. Католическая церковь в это время была поражена распутством. Известны случаи, когда духовник — единственный мужчина, посещавший женский монастырь, — заводил здесь множество любовниц, и монахини соперничали между собой за его внимание.

Как бы то ни было, в 1643 году Мадлен Бавен и еще восемнадцать монахинь начали выказывать знакомые нам по предыдущим историям признаки одержимости. Они обвиняли в сговоре с сатаной уже почившего исповедника Матурена ле Пикара и еще покамест живого викария Тома Булле.

Функцию инквизитора и экзорциста взял на себя епископ Эврё Франсуа де Перикар, причем он и его подручные получили инквизиторские полномочия. Мадлен Бавен рассказала де Перикару, что ле Пикар и Булле брали ее с собой на шабаш, где она стала женой демона Дагона и совершала с ним половые акты прямо на алтаре. Она рассказывала, что во время сатанинских месс они душили и поедали младенцев, а двоих мужчин, которых заманили на шабаш, мучили, а затем выпотрошили.

После этого Тома Булле был арестован, допрошен со всем пристрастием и, как следовало ожидать, во всем сознался.

Дагон не побрезговал и остальными монахинями — все они после общения с ним выказывали классические признаки одержимости: кривлялись, говорили на неизвестных им языках и проч. Во время обряда экзорцизма, которые проводились в Лувье при большом стечении народа, согласно записи, сделанной очевидцем, одна монахиня «бежала, производя такие сильные резкие движения, что ее трудно было остановить. Один из ее духовников, присутствовавших при изгнании, поймал ее за руку и с удивлением заметил, что это не помешало ее телу выворачиваться еще и еще, будто рука была прикреплена к плечу одной только веревкой…»

Следствие свежеиспеченные инквизиторы вели неспешно и, судя по всему, наслаждаясь доставшейся им ролью, растянув допросы Булле до 1647 года. В конце концов по их представлению городские власти Руана вынесли викарию приговор — казнь через сожжение. Вместе с живым Булле предали огню извлеченные из могилы останки Матурена ле Пикара. А Мадлен Бавен отправили в поземную темницу, где она и умерла в скором времени.

XVIII век. Конец инквизиции во Франции

Демономания, принявшая характер эпидемии в XVII веке. к середине следующего столетия сошла на нет. В людских умах появилось слишком много скепсиса в отношении похожих один на другой, картинно обставленных публичных обрядов изгнания демонов, вслед за которыми обычно следовало обвинение в колдовстве какого-либо неугодного человека, чаще всего священника.

Заказной характер всех этих процессов, ведущих к истреблению «провинившихся» в протестантизме представителей французского духовенства, стал особенно ясен после так называемого эдикта Фонтенбло (1685), которым король Людовик XIV отменил принятый в 1598 году Нантский эдикт, гарантировавший гугенотам свободу вероисповедания. Эдикт Фонтенбло был подписан после двух десятков лет гонений на гугенотов. Тем самым Людовик XIV дал понять, что Нантский эдикт, который его предшественник Генрих IV составил с намерением присоединить гугенотов к католической церкви, более неактуален, так как желаемое уже свершилось — «лучшая и самая многочисленная часть подданных перешла в католичество» (У. С. Дэвис).

После этого протестанты тысячами хлынули прочь из страны, отток населения был таким сильным, что торговля во Франции пришла в полнейший упадок. Среди бежавших было множество хороших — даже лучших — ремесленников, и они, покидая Францию, с готовностью предоставляли свои услуги Англии, Дании, Голландии…