Я прочитал письмо пару раз, но она оказалась права: я ничего не понял. Хотя, если говорить начистоту, я не понимал и половины того, что в свое время говорили мне женщины.
3.6.2. Колыбельная
Телефон звонил долго, навязчиво и бесцеремонно. Я перестал понимать, настоящий ли это звук или его иллюзия. Я поднял трубку. И услышал голос Алисы – такой спокойный, словно не она в ожидании ответа старательно вслушивалась в гудки.
– Ты здесь? – ее голос потек в ухо, обволакивая несуществующие преграды.
– Только пришел. Давно звоните?
– Это так по-женски – не брать трубку, – усмехнулась Алиса.
Чувствуя откровенную неприязнь к девушке, молчал. Не я выбрал условия, не я начал разговор, и не я закончу
– Помнишь? – спросила она, и вмиг отчаяние холодной волной затопило мою злость.
Я сел на пол, сжав свободную руку в кулак.
– Это я тебя убил?
– Какая разница… Я хотела спеть колыбельную. Но ты, наверное, уже спишь.
Наклонив голову, она как к микрофону прижалась губами к моему уху, но вместо голоса я опять услышал звонок телефона. Я рассердился и поднял к ней лицо. Но губы ее не нашел.
Телефон звонил и звонил, наполняя меня досадой, а я, как слепой, водил перед собой руками, надеясь нащупать Алису.
И когда я понял, что не могу больше терпеть ни этот назойливый звонок, ни бесплодные поиски, я мгновенно лишился сил, и, сознавая беспомощность, проснулся в крайнем раздражении.
В отсутствие связи в деревне Шахматная телефон лежал на столе, давно разряженный.
3.7. Развилка
3.7.0. Доступность боли
«Абонент временно недоступен». Я стоял, прижав трубку к уху, и вслушивался в безразличный женский голос. Когда звонил второй раз, угадывал в нем укор и раздражение. В третий – усталость.
Я сам устал. Устал впустую набирать номер Алисы. Последние дни ходил к телефону в Солнечный утром и вечером, платил за каждую попытку звонка.
Хозяин дома наливал мне чашку чая, варил куриные яйца. Говорил: «Перемелется – мука будет». Макая яйцо в солонку, я думал о времени. Сколько его нужно, чтобы Алиса стала доступной?
Все общение с ней происходило исключительно во сне. Снилось, что Алиса целует меня, и с утра я светился от счастья. Пока следующей ночью она не обзывала меня дураком. Но и после я не переставал набирать ее номер.
«Абонент временно недоступен», – женский голос сочувствовал. Дай ему волю, начал бы оправдываться. «Что я могу сделать?» Что я могу сделать, если некоторые люди даны нам для боли?
3.7.1. Победа
– Плесень, – сказал я. – Плесень и яблочный уксус. Вот что у нас уродилось.
Зиновий Аркадьевич, ругаясь на чем свет стоит, разносил весть по деревне. Сергей стоял, сложив руки на груди. Оценивал ситуацию.
– Сейчас, – наконец, сказал он.
Бармен вышел, но вскоре вернулся с литром пива.
– Это ее. Бабки твоей. Берег на случай.
– Моей неудачи?
Не ответив, Сергей разлил пиво на две кружки. Оно приятно пенилось. Как я мог надеяться, что сидр моего производства встанет с ним в один ряд?!
– За победу, – сказал бармен.
– Это за какую?
– Вообще.
Мы выпили. Бабушкино пиво согревало нежным, ласковым вкусом. Аромат меда на пару секунд вытеснил из головы горестные переживания.
3.7.2. Мысль года
Я заглянул в ящики, пакеты и ведра, стоявшие в подвале, хотя наверняка знал, что яблок не осталось. Крупные, сочные плоды в первую очередь пустил в оборот, и на дне тары валялись гнилые, червивые сморчки.
Я обреченно сел на табурет напротив пустых ящиков. Над головой висел шнур от лампочки Ильича. Потянув за него, я выключил свет. Мой позор в темноте скрылся. Включил, и он неумолимо вынырнул из нее.
«Что теперь делать?» – вопрошал я, выключая свет.
«Вот ужас-то!» – восклицал, включая.
Я надеялся, что произойдет чудо и со вспышкой света увижу полные ящики яблок. Сидя в подвале, я оттягивал момент, когда придется предстать перед деревней с ответом, как бездарно потратил доверенное яблочное имущество. Но другого выхода не видел. Видел пустые ящики, пакеты и ведра.
«Я не знаю, что делать. Не знаю, что делать».
«Не знаю, что делать» – мысль года.
Я мог бросить по деревне повторный клич о сборе яблок, но в успех предприятия не верил. Даже будь у них желание, люди не могли бы помочь: большую часть запасов принесли в первый раз, а остальное отправили родным, продали Высокому Папе, пустили на заготовки. К тому же не было гарантий, что новая попытка приготовить сидр окажется удачной.
Я чувствовал себя ничтожеством. Собрал чужие надежды, сложил их вместе и не оправдал.
Узнай о моем провале Высокий Папа, обвинит меня в предумышленном. Заявит, я специально подвел деревню.
Я рассмеялся было, но прекратил. Из темноты подвала на меня смотрел пустой пакет бабы Томы. В нем она принесла последние свои отборные яблоки.
Именно в тот момент, когда местные мне поверили, дали шанс, о котором просил, я все просрал и облажался. Правы были Высокий Папа и Зиновий Аркадьевич, я никуда не гожусь и доверять мне не стоит. Уж точно не стоит доверять яблоки.