Иннокентий III и альбигойский крестовый поход

Инструкции новому легату предписывали прежде всего сделать последнюю попытку повлиять на Филиппа Августа: это у Папы была идея-фикс, он так от нее и не откажется. Арнольд-Амальрик и Милон отправились в Вильнев-ле-Руа близ Санса, где Капетинг собрал свой двор (cour pleniere). Они передали ему письмо Иннокентия, еще раз просившего короля принять личное участие в походе или отправить туда своего сына, принца Людовика. «У меня по бокам два огромных льва, — ответил Филипп, — самозваный император Оттон и Иоанн, король Англии. Оба изо всех сил стараются взбаламутить королевство Францию. Я не могу ни сам покидать его, ни обходиться здесь без сына. Вполне довольно уже и того, что я позволил своим баронам идти в Нарбоннскую область на борьбу с врагами веры».

С этим французским королем было решительно ничего невозможно поделать! Папе оставалось только закончить оба уже начатых дела. Пока аббат Сито летом 1209 г. завершал набор бойцов и отправку их в Лион, назначенный местом общего сбора, другой легат, Милон, выехал на Юг, в Прованс, чтобы решить важный вопрос покаяния графа Тулузского и его примирения с Церковью.

Зачем вступать в переговоры с этим опозоренным бароном, уже несколько раз преступавшим клятвы, от которого нельзя добиться искреннего подчинения? На этот вопрос непримиримых ортодоксов Иннокентий ответил любопытным письмом, где изложил для трех своих уполномоченных — аббата Сито, епископов Рье и Кузерана — свой план наступления на ересь. Это — политическая и военная программа крестового похода.

«Нас настойчиво спрашивают, как крестоносцам себя вести в отношении графа Тулузского. Последуем совету апостола, который сказал: “Будучи хитр, лукавством брал с вас”. Тех, кто разрушил единство Церкви, надо будет после совещания с самыми разумными из вождей атаковать одного за другим, по отдельности, чтобы разделить их силы. Не начинайте сами задирать графа, если увидите, что он не рвется очертя голову защищать прочих. Прибегните к мудрой скрытности: обойдите его стороной, чтобы начать действия против мятежников. Если позволить этим приспешникам Антихриста объединиться для совместного сопротивления, сокрушить их будет труднее. Зато если граф не придет им на помощь, одолеть их будет легче легкого, и, возможно, зрелище их разгрома заставит и его пойти на попятную. Если же он будет упорствовать в злых замыслах, можно будет, когда он останется в одиночестве и сможет рассчитывать лишь на собственные силы, под конец напасть на него и без особого труда сломить его сопротивление». То есть надо было верить — или притворяться, что веришь, — в раскаяние Раймунда VI.

Церемония публичного покаяния имела место в июне 1209 г. в Монтелимаре, в Балансе и прежде всего в Сен-Жиле, колыбели тулузской династии. Раймунд предстал перед легатом и епископами. Он поклялся покорно исполнять все их распоряжения, в залог чего передавал посланцам Рима семь из основных своих замков. Предполагалось, что, если он не выполнит обещаний, консулы Авиньона, Нима и Сен-Жиля больше не будут признавать его своим сеньором, а графство Мельгей, на верховную власть над которым он претендовал, будет конфисковано в пользу Церкви. Ему прочли список претензий, которые в свое время выдвинула церковная власть, предав его анафеме; он обязался дать ей удовлетворение по всем пунктам. После этого для него начался ряд неприятных испытаний, необходимых для примирения с Церковью.

В одеянии кающегося, обнаженным до пояса, его провели перед имеющим три двери фасадом церкви Сен-Жиля, этого шедевра романской архитектуры, воздвигнутой благодаря щедротам его предка Альфонса-Иордана. На верху внушительной лестницы в двенадцать ступеней, ведущей в церковь, на статуе апостола и по сей день можно увидеть слова, словно бы внушенные политикой Иннокентия III до убийства его легата: «Не убивать никого, но обращать»[49]. Там, между двух огромных львов, стерегущих главный вход, хранились реликвии Христа и святых. Раймунд, возложив руку на ковчеги, поклялся повиноваться Папе и его легатам. Тогда Милон перекинул ему через шею свою епитрахиль, дал ему отпущение, а потом, таща его за епитрахиль и стегая по спине пучком розог, ввел в церковь. Ее заполняла столь плотная толпа, что графу было невозможно выйти там же, где он вошел. Пришлось провести его через склеп, перед гробницей Петра де Кастельно. «Справедливая кара за его преступление!» — не преминул воскликнуть монах из Сернея.