Иное состояние (СИ)

И далее сказал, что суетные люди, сбиваясь в кучи, сбиваются не гуманитариям, как думают некоторые, а свиньям подобно, и в дальнейшем слепляются между собой, и подхватывают дурную болезнь, и хотят опираться друг на друга, не полагаясь на себя, но совсем не прочь друг друга позорить, поливать грязью и грубо отталкивать в минуты огорчений и разочарований, в беспокойные часы мировых катаклизмов. И с чем большим свинством они друг друга любят, тем сильнее и с растущей на глазах дикостью ненавидят, и результат тот, что, обманувшись, что-то не то сделав в любви, тут же обманываются и ничего дельного не находят в ненависти. Вы из числа этих непутевых, вы этого навеки проклятого мира люди, жестко бросил он в лицо своим присмиревшим, напуганным спутникам. Ваши жены, дети, отцы и братья, которых вы любите и которые вас ненавидят, потому что обманулись в вас, прячут от вас сияющий свет под свои подушки, заставляя вас идти во мраке, идти навстречу гибели, к пропасти, где вы останетесь. Ваши друзья предадут вас. Все в конечном счете сгинут. А он, пророк, по ряду причин, особенно актуальных в последнее время, взывает к логике настолько удивительной и непокорной, что ее и вообразить невозможно. О ней, способной награждать покоем и умиротворением, а не попирать страстями и терзаниями, только и думает он, о ней одной беспрерывно мечтает бессонными ночами, а потому и молит отчаянно и дерзко небо: даруй. Даруй это волшебное средство, чудесное лекарство от всех болезней, эту дивную логику, баснословно облегчающую ум и душу ее адептов, страшно сминающую внешние и внутренние противоречия. Мы будем, мы станем адептами! - выкрикнул один из слушавших эти великие слова. На, выкуси, - безжалостно, но в высшей степени обоснованно и справедливо сунул пророк ему под нос кукиш, - кто угодно, только не ты, выползень. Спасенный, облагодетельствованный, - продолжал он затем, развивая свою мысль и сам попутно все надежней ее усваивая, - пересаженный в новые, раннее совершенно неизвестные условия, всем абсолютно довольный, я заговорю и о любви, о той единственной, настоящей и заслуживающей доверия любви, которая видит не частное, а целое, не одного, а всех, и одним большим всеобщим глазом видит каждого. Познайте всех и полюбите всех, - сказал пророк в заключение, - а не только того, под чьей подушкой вам почудился свет. И тогда ваш ум, душа и сердце станут иными, жизнь и смерть переменятся с одного и другого на нечто третье, и ваше здоровье, телесное и нравственное, поведет себя иначе, и свои старые сапоги вы не узнаете, проснувшись в иное утро, и все лишнее, помехой служащее, вы прогоните в удаленные иные края, и сами станете светом, в котором узнаете и полюбите себя.

***

Обедали мы в уже знакомом мне зальце, рассевшись вокруг круглого стола, и меня так и подмывало спросить, что за император или генерал изображен на портрете, удостоившемся чести в этой зальце висеть. Вряд ли этот последний принадлежал кисти Мерзлова. И впрямь любопытно, как и для чего попал сюда, в замечательный современный музей, какой-то ветхо-старинный персонаж, чьи кости наверняка уже давно сгнили в земле. Итак, чье изображение и какова его роль? И почему именно император и как это связано с деятельностью очага культуры и его администрации, а если, однако, генерал, то почему все же не император? Но я ничего не спросил.

- Да, с выползнями держи ухо востро, - с подобающей случаю задумчивостью произнес Глеб, выслушав притчу.