Читаем Иное утро полностью

К вопросам веры Тимия относилась скептически и старалась максимально гладко выходить из затеянного кем-то теологического пустозвонства. Дело не в том есть бог или нет, дело в доказательствах. Человек способен говорить все что угодно, и написать все что придет ему в голову, но если в это кто-то “поверит”, в то что написано, это уже становиться религией. “Вера не нуждается в доказательствах” – говорила учительница по биологии в школе. Но почему?

Как-то раз в ней домой заглянули приверженцы какой-то секты чье учение, в целом, произрастало из христианства, но они брали не всю библию целиком, а вычелиняли из нее “нужные” и “верные” им отрывки. И впрочем, если подходить с этой стороны, то их вера была ничем не хуже основной материнской. В нескольких журналах с гороскопами тоже можно найти, постфактум, нужный и верный тебе именно в этот день. Если этот гороскоп читать после случившихся событий – ты поверишь, если до – ты подстроишь и поверишь. Проблема веры заключалась в самой вере и нашей подмене понятий.

И слушая что говорил Макс на публику она понимала что это не солдаты вовсе, а самые настоящие рыцари-тамплиеры, храмовники несущие слово своего “Пророка” по миру полностью ему подчинившись. Даже генерал Соколов сидя за своим удобным креслом где-то в бункере верил каждому слову бывшего начальника инженерного отдела.

И военные верили ему не по тому что весь мир, и они, сошли с ума, но потому-что у него были доказательства его веры. Двое из прошлого, из мира который уже казался был столь далек как было только возможно. И те солдаты чьи лица не скрывались под шлемами, или очками, смотрели на них как на своих мессий горящими глазами. Люди что примкнули к Пророку знали больше чем все остальные, и у них единственных, была хоть какая-то надежда возвратить тот погибший мир отражаемый в обычной, и, слегка порванной одежде Пророка. Он и носил свой пиджак с того самого момента как увидел обелиск ибо знал что это будет его рясой в новом черно-белом мире.

И старость.

Старость придавала ему значимости в том что он был один из тех кто побывал в Серости. Макс рассказывал как тридцать лет провел за гранью без еды и без воды, под гнетом существ и давящей изнутри пустотой, но не сломался, а закалился. Он стал Пророком потому-что вернувшись знал что делает людей Иными. Знал и про Арфо с Тимией. Знал про Цитадель. И знал как старый мир вернуть.

– То что у вас на шеях сделали мы! – говорил он стоя под палящим зенитным солнцем. – Мы разрабатывали их еще в то забытое время когда реки были реками, а люди – людьми. И да, вы правы, делали мы их чтобы Вы убивали других. Но орудие убийства стало нашим спасением, стало тем что отделяет нас от зверей и делает людьми, стало тем крестом что мы носим на себе не с верой, но с надеждой. И я вам скажу в чем разница между двумя этими словами. Вера не нуждается в подтверждении, но надежда нас сопровождает, – он раскинул руками в разные стороны и из рукавов полетели лоскутики истлевшей ткани. – Этот город, это поселение – это новый Вавилон! Так помогите мне, люди добрые, помогите добраться до его вершины, помогите этим двум, – Макс повернулся вполоборота к Арфо с Тимией стоявшим сзади, – помогите им построить для нас лучший мир.

Арфо абсолютно точно не понимал про что говорит старый маразматик, но когда десятки глаз, даже под шлемами и касками, обратились на него, то почувствовал ту ответственность которая воцарилась над ним дамокловым мечом.

– Эти люди, – продолжал свою речь Макс, – главная наша ответственность, – на этом слове у Арфо пробежала дрожь по всему телу, – главная наша надежда в лучшее, или просто уже, будущее! Они не просто люди бывавшие Там, но люди способные Там существовать и главная цель Того что сокрыто в Цитадели.

Люди слушали его неподвижно, никто не орал и не скандировал бравадные лозунги, никто не восхищался мастерством речи, и никто и ничего не спрашивал. Они слышали эти речи десятки и десятки раз, и остались только потому-что надеялись, подкрепленные доказательствами, что Пророк верен в своих суждениях.

Однако Тимию не устраивало такое представление. Вопрос веры то или надежды ее не волновал, но слова выбираемые Максом – еще как. Он называет то место на горизонте “Цитаделью”, говорит про какую то там “цель”, упоминает “Их”, и делает это все с твердокаменной увереностью. Раньше, в его голосе, еще можно было уловить какие-то нотки сомнений, и к всякому вопросу по работе он подходил с двух, с трех, и с более сторон, но сейчас… Сейчас это один путь который он выбрал для них и про который он еще ни разу не сказал ни им за получасовым обедом, ни сейчас. А так же пугала ее эта “Цель” и то что они с Арфо должны и обязанны ее достичь. Ответственность всегда была фишкой Тимии, но такая… и за весь мир? Слишком много неизвестных, слишком много неизвестного.

Арфо мягко лягнул Тимию бедром, та поняла намек и нагнулась поближе.

– Что происходит? – сказал он полушепотом в ухо Тимии. – На что он нас подписывает? Я не понимаю.

– Я тоже, – ответила она совершенно не соврав, – но делать нам нечего.

– Почему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное