Читаем Иное утро полностью

Арфо вышел из палатки и в душе Тимии поселилась знакомая пустота. Всю свою жизнь она отвергала от себя людей, старалась держаться подальше и держала “друзей” только для того чтобы самой не сойти с ума. Людям нужно общество, людям нужно говорить, людям нужно чтобы их слушали. И она будучи в университете пыталась вести себя как “нормальная” девушка, в школе то все знали что у нее произошло и относились к ней снисходительно, но вот в университете она смогла быть собой. Или не собой так как скрылась за учебой, скрылась за фильмы, и скрылась за редкими встречами со знакомыми которые в итоге стали “друзьями”. Почему в скобках? Разве они не были ее близкими? Она не могла рассказать им о своем прошлом, она хотела стать другим человеком, и в итоге у нее получилось. Но всякую ночь после приема алкоголя старые призраки возвращались все сильней и сильней, а она в ответ все грубела. К концу учебы “друзья” исчезли, остались только “знакомые”. Хотя и это ложь. Для них это ложь. Ведь они продолжали считать ее своим другом, они приходили к ней на день рождения, они звали ее на свои и изредка звонили по телефону обсудить последние новости. Но для самой Тимии они уже были не нужны.

Она стала грубей, она стала сильней, она стала черствей относиться к своим проблемам. Когда взрослеешь то постепенно воспоминания изменяются, не исчезают, они попросту не могут исчезнуть, но измениться до такой степени что долгими и холодными вечерами забившись в угол квартиры ты начинаешь думать: “А было ли оно реально?”. Ответ всегда прост – да. Просто детали другие. Цвет корпуса монитора компьютера то белый, то серый. Домен сайта то трехзначный, то двухзначный. И вот так с течением времени мозг заставляет тебя забывать, а ты не хочешь и додумываешь детали.

Как и сейчас, как и последний тот миг с Арфо, она запомнит таким какой он есть, но измениться он постепенно и нетривиально. Зато останется та боль, и останется та злость. Вот только за что боль? Они с ним почти не были знакомы, а в мыслях она обзывала его самыми нелицеприятными терминами. Но вид его синих кроссовок вызвали боль. И, хоть и глупый, но упертый Арфо запомнится ей вот таким. Тем кто нарисовал двух зеленых жабок на желтом фоне, тем кто бросил горящую бутылку в существо без звука, тем кто искал сутки напролет информацию когда она мирно спала укутанная им-же пледом.

И неестественная злоба на бывшего начальника, которого в прошлом она могла назвать “другом”, иногда даже без скобок. Злоба на человека который всем своим видом и речами путает и ломает стройный мир внутри Тимии. И при всем при этом – он знает что-то больше чем она или они.

– Ты думаешь что он больше не вернется, верно? – сказал Макс вычищая грязь из-под ногтей правой руки ногтями левой.

– Думаю.

– Тогда перестань.

– Еще я думаю что мою маму и близких Арфо ты никуда не спрятал, а на самом деле они уже все мертвы.

– Тогда перестань, – опять монотонно ответил Макс.

– Задавать неудобные вопросы? Прямые вопросы?

– Глупые вопросы. – Макс повернулся к Тимии лицом. – Они правда под защитой. И когда вы все закончите все мы будем жить в мире и согласии.

– Почему?

– Потому, – улыбающе ответил Макс. – И Арфо ты увидишь в ближайшее время. Не забывай – тут две кровати. Для тебя и для него. Я понимаю, в вас двоих создалось не самое хорошее обо мне мнение, но это только потому-что весь мир, уж извини за термин, ебнулся, и вам нужно найти виновного. Того на кого можно будет злиться. И по всем законам жанра, по тем законам из фильмов и книг которые вы видели за свою жизнь – виноват тот кто основал культ вокруг себя.

– Тогда ответь зачем тебе эти… – Тимия неожиданно замолчала.

– Эти пустышки? Ты очень груба к людям которые нас защищают. И да, ты права, они быть может и могут на первый взгляд показаться пустыми верунами в меня. Ведь не я назвал себя “Пророком”, но они. И опять окажешься неправа, – Макс наклонился и открыл тумбочку возле правой кровати, после достал из нее книгу и подал ее Тимии. – Почитай.

Это была толстая книга рецептов уже помятая и обшарпанная по углам. Название и краткое описание под ним гласили: “Рецепты азиатской кухни. Том 2. Кухня Тайланда. Более тысячи различных вкусных рецептов! Попробуй и ты!”.

– Зачем…

– Просто открой ее, – Макс засунул руку во внутренний карман пиджака и достал почти-что затертую до основания пачку сигарет. – В сером мире я бросил курить когда у меня оставалась одна сигарета. И вот я думаю теперь ее можно выкурить. Знаешь… как последний патрон.

Тимия раскрыла книгу и ничего не увидела. Страницы были пусты. Макс вытащил из тумбочки еще спички и подкурился.

– И что это значит? – спросила Тимия.

– Ты ведь помнишь что я любил всякую азиатскую кухню. Так вот по этой книге я учился готовить дома. Когда был молод. Конечно, получалось вполне съедобно, и, не съедобно. А что сейчас? Ну, если говорить метафорами, то это наша новая Библия и мое главное доказательство как “Пророка”.

– Я все равно ничего не понимаю.

– Мир погружается в серость и теряет свой смысл, – Макс сделал долгую затяжку, – понимаешь?

– Не совсем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное