Читаем Иное утро полностью

– А ты где пропадала? – спросила она.

Тимия чуть было подавилась чаем, но успела быстро скоординировать свои лживые мысли.

– Я работала, – лживые, да вот только не до конца, ведь она и вправду должна была работать на тех людей внизу. – Когда это все случилось меня вытащили и сказали помогать.

– Хо-хо! Да, повезло тебе. А где работала? А над чем?

– Маш…

– Ох, прости, прости. Тебе наверное запрещено говорить об этом, – Мария тоже как-то изменилась. В лице чтоли? Стала более вялой, потеряла былой блеск кожи. Хоть она и пыталась вознести свою красоту домашними способами, но явно замечалось что ей не хватает прежних походов в салон. – Хорошо что вернулась, а то я уж думала… Ладно, ничего я не думала, – она хлопнула в ладоши, встала и подошла к кухонному столу. – Я собиралась ужин готовить, останешься?

– Да, нет, наверное…не знаю. Если не обременяю.

– Да ну брось. Ты вообще знаешь в каких мы тут условиях живем? Нам запрещено на лестничную площадку то выйти. А ты уже видела…Кстати, точно! А как ты вообще обратно попала? Связи?

– Что-то вроде того. Тут надо было забрать образцы для лаборатории, ну я и предложила свою кандидатуру.

Мария вопросительно посмотрела на Тимию и вернулась к нарезке капусты.

– И тебя так просто пустили?

– Не просто.

– А нас сможешь вывести?

После этого вопроса встала гробовая тишина нарушаемая только ритмичным постуком ножа о доску.

Прервал тишину вбежавший Джон с большой статуей Аку из мультфильма “Самурай Джек”.

– Смотри! Смотри! – кричал он негромко. – На! Держи!

Тимия опешила, но взяла игрушку в руки. В детстве она тоже смотрела этот мультфильм, странно что Джон вообще знает о нем, ведь и в ее время он уже казался старым. А Аку получился хорошим и качественным, удивительно как они смогли выстроить его угловатые рога в фарфоре.

– А где Филипп? – Тимия решила тактично перевести тему.

– Он у мамы. Каждый день созваниваемся.

– Вам разрешено использовать интернет? – Тимия вертела Аку и пыталась разгадать загадку его создания.

– Чего? – Мария опять вопросительно обернулась. – Да вроде нигде не запрещено. Это же наше право на свободу изъяснения, и как говорит Виктор помогает держать разум в тонусе.

Тимия постаралась не выдавать свою ложь и продолжала крутить игрушку.

– А? Ладно. Я видимо была в закрытых частях, – сказала она, – и я не особо важный специалист на самом то деле. От нас с самого начала многое скрывали.

На кухню опять вбежал Джон, но в этот раз с побитой и потрепанной коробкой монополии.

– Тим! Тим! Давай играть! – Джон потащил Тимию за руку. – Ну прошу! Мама мне поддается!

– Ничего то я не поддаюсь, – сказала Мария. – Это ты уже стал умнее мамы.

– Давай потом Джон? – сказала Тимия пытаясь удержатся на покачивающимся стуле.

– Но я хочу сейчас, – взвыл мальчик.

– “Сейчас” – понятие относительное, – сказала Мария. – Дай тете отдохнуть.

– Но…

– Иди почитай, потом поиграем.

– Потом это когда? – Глаза мальчика начали краснеть и казалось скоро он взорвется нескончаемым водопадом слез. – Ма…

Мария отошла от стола и приобняла сына.

– Позже, – сказала она. – честно, позже. Поиграем в войнушку и в монополию.

– Вместе?

– Большие дяди ведь совмещают, и мы сможем, – она поцеловала сына в лоб и развернула. – Давай, иди.

Джон еще раз посмотрел на маму, на Тимию, улыбнулся и убежал с коробкой в обнимку.

– Знаешь, – начала Мария все еще сидя на одном колене и смотря вслед сыну, – я стала мягче в последнее время. Быть может вся эта ситуация даже пошла на пользу.

– В каком смысле?

– В том что теперь я лучше понимаю сына, понимаю мужа, да и сама себя понимаю. Даже и не знаю как я раньше жила. Думала что все вокруг меня обязаны, сама на себя возлагала огромные надежды, а после того как все шло под откос – ломалась.

Мария встала, посмотрела на молчаливую подругу и вернулась к готовке.

– Ты не против? – сказала она.

– Не особо.

Мария усмехнулась.

– Нечасто тебе ноются, верно? Но позволь мне побыть немного эгоистичной. Просто… просто раньше как-то не особо хорошо можно было понять что чувствует человек. Можно было смотреть на его поведение, на мимику, на слова, но то ни другое не показывало что спрятано в глубине его души. Оно все равно оставалось недоступным. Иногда и мне самой казалось что я сама себя не понимаю. Веришь? Что-то делала, а потом спрашивала зачем я это делала. Или говорила, а потом думала. И вот мысли как-то теперь по другому стали течь. Будто бы плавней, будто бы стало легче воспринимать и понимать саму себя. А потом еще и сына. И мужа. Вот я тебе говорила что у нас с Филиппом все близилось к разводу?

– Нет.

Мария опять усмехнулась.

– Это был риторический вопрос. Я помню что не говорила. Я никому не говорила. Просто… да ничего простого там не было. Я думала что он ходит на сторону, обвиняла его за это, а он только каждый день и задерживался на работе все дольше и дольше. А знаешь чем все было? Моими страхами. Самыми обычными домыслами с ничего. Мне просто стало скучно и я начала его обвинять. Начала его пилить. А он начинал сбегать на работу, просто так, чтобы меня не слушать.

– Сожалею.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное