Читаем Иное утро полностью

– Не ври, – Мария как-то печально усмехнулась. – Человек никогда не может сопереживать другому человеку. Это была моя проблема, у тебя же есть свои. И даже если ты была в такой-же ситуации, то слушая меня ты бы ставила себя на мое место, а это значило что ты просто жалела себя в моей ситуации. – Мария вздохнула и скинула порезанную в кастрюлю. – Не подумай, я тебя не обвиняю. Просто сообщаю что не стоит меня жалеть. Я переросла эти проблемы, – она опять усмехнулась. – Знаешь вообще в чем была проблема?

– В чем же?

– Я всегда была дома, всегда на шее у своего мужа. Со своей беременности я сидела у него на шее и думала что так и должно быть. Оказалось что мне было нужно чем-то заняться, а воспитание я не воспринимала как занятие. Понимаешь? У меня есть сын, а я думала о себе. Потом, подсознательно, я винила себя в этом и пыталась найти хоть какое-то оправдание. Говорила себе что меня не любят. Мой эгоизм завел меня же в круг моих же эгоистических порывов. А где было начало если этот эгоизм и есть начало?

Мария замолчала, закрыла глаза и нависла над плитой спиной к Тимии.

– Начала никогда и не было. Я просто родилась в этом круге. Но когда нас заперли тут, когда сказали вести себя смирно, когда нацепили ошейник, когда лишили свободы – тогда то я и поняла что свободна никогда и не была. И круг, он, ну… просто разорвался. Я поняла свои ошибки, и поняла сына который чуть не попал на орбиту “меня”. Я чуть его не погубила покупая бесполезные фигурки и не проявляя внимания. А теперь? Теперь мы живем в, практически, полном мире друг с другом. С Филей то и дело шутим на разные темы, как раньше в университете, а с Джоном вот, сама видела, играем в стрелялки. Он даже обучил меня на компьютере стрелять.

– Я рада, – ответила Тимия.

– И вот мы тут, – Мария в полоборота повернулась и улыбнулась, – в четырех стенах, но я рада. По-настоящему рада. И еще ты пришла… Понимаешь просто я хоть и радуюсь своему душевному спокойствию, но увидеть реального человека тоже рада.

– Понимаю, – и Тимия тоже по-настоящему ее понимала. Она и пришла сюда только потому-что Мария считалась в ее голове человеком которому можно было доверять. Как сложно довериться своему соседу, так же и легко после хорошего совета по употреблению бананового чизкейка. И выслушав короткий рассказ Марии Тимия поняла что она вовсе не завидовала ей как человеку, но завидовала как образу в своей же голове. Она хотела той жизни который ей казался был у Марии. Но был ли он на самом деле? Нет. Всякое счастье приправляется ложкой срани. Однако каждый счастливый человек, с закрытыми глазами, берет в рот эту зловонную субстанцию, принимает ее и идет дальше. А Тимия думала про идеализированный образ этого счастья. Счастья без боли и без страданий. Но разве они не создают тот контраст на котором больше виден свет? – Если мы все станем глупыми – умники исчезнут.

– Ты чего-то сказала? – оторвалась от дегустации бульона Мария.

– Да, так, глупости.

Ч5.

В реальном мире не существует чего-то “хорошего” или “плохого” объективно. Никто не наделяет вещи, а именно атомы в них, злым умыслом. Оружие, например пистолет в руках Арфо, способно убить человека, но способно только лишь в руках человека и по его приказу. Как и в искусстве творимым молодым райтером на пустой стене не может быть “плохого” объективного. Со стороны Арфо те рисунки были проявлением его воли, со стороны жильцов дома – его невежеством. Но, опять таки, все это было лишь в головах, и глазах смотрящего, а сам рисунок был лишь проекцией вымышленного мира на реальный. Запах краски из балончика, эмоции от возможного наказания, похвалы команды – это уже было самым что ни на есть реальным и приятным, а рисунок только мостом соединяющим это.

Да и к тому же и выкриком о помощи малоимущим слоям населения. Ну, как это говорили люди в пиджаках в муниципалитете и в отделах по делам молодежи. Граффити не появлялись сами собой – их делали люди. Простая, прописная истина, базис. Люди которым опостылело сидеть в трущобах таких как Одиннадцатый, надоело что к ним относятся как к скоту в хлевах давая только редкие подачки абсолютно не замечая глобального. Райтеры, хоть и не с осознанным желанием, бомбингом уничтожали “привычные” и “устоявшиеся” красоты, кричали что вот они тоже существуют. И смотря на очередное малеванное-нечто-нечитаемое обычный человек воспринимал это что-то грязное на чем-то чистом. Потом конечно это закрашивали. Закрывали глаза. Потом там опять рисовали. Странно вообще как работает закрашенный прямоугольник на граффити-райтеров. Баффы для них это как красный флаг для быка, и даже если под слоем краски находилось что-то даже им противное вроде рекламы наркотиков, они зарисовывали это с двойным усердием создавая только больше проблем. Таково было, плюс-минус, устоявшиеся мнение людей в пиджаках.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное