– Да, – ответила только Таня и ушла.
Радость сменилась тоской за секунду. Тани никогда не была такой спокойной. Злой, бешеной, игристой, веселой, но… скучной ее никогда нельзя было назвать. И оправдание в виде полу-официальной обстановки тоже нельзя считать должным. Она творила дичь в разных местах, с разными людьми, и никто никогда не мог ее остановить или заткнуть. А теперь еще и возможная первая продажа его картины… Их общая мечта… а на ней и капли эмоций нет?
Арфо тяжело вздохнул и пообещал себе не думать об этом. Чем меньше мы думаем – тем нам легче.
В зале весь народ поделился на маленькие группки, и скорее уже обсуждали свои “серьезные” дела, нежели наслаждались произведениями искусства. Группка леволиберальных оппозиционеров обсуждали текущее положение сил перед выборами, группка бизнесменов заключали мелкие договоры непредлагаемые обсуждению извне, а группа художников общалась о чем-то своем, о великом и красивом. В силу собственной глупости и неуверенности Арфо не мог примкнуть ко кому-то, а “свои” уже и сами разбежались по разным углам, и даже Таня скрылась где-то за напудренными спинами.
Арфо смотрел на этих людей и понимал что вот он тут стоит в серых спортивках, в красной ветровке и абсолютно не подходит этому месту. Дрожащий холод извивающийся многоножкой полз по ноге все выше и выше.
Он прошел к бару и взял бокал игристого вина, сделал глоток и просто смотрел на толпу болтающих людей как его взору попалась его же картина, и дама стоящая у его же картины, та дама что он видел в фойе. Арфо посмотрел на вздымающиеся пузырьки газа в бокале и решил пойти прямо с ним прямо к ней. Зачем? На этот вопрос ответ могли дать только градусы тепла разливающиеся по его желудку от очередного глотка.
– Заинтересовала картина? – сказал он.
– Нет, абсолютно нет, – ответила она настолько тихо что ее можно было бы и не расслышать в царящем шуме.
Арфо подошел поближе.
– Жаль, ведь это я ее рисовал.
– Забавно.
– Что же?
– Я как раз хотела обсудить ее с художником, и вот вы тут.
– Вы же сказали что она вас не интересует.
– Как предмет искусства – нет, но как объект в культуре – да. Все это представление политиков мне интересно.
– Они дали нам шанс показать себя.
– Правда?
– Я так думаю.
Леди повернула голову к Арфо и скучающе на него посмотрела. Парень засмущавшись отвернулся и отпил из бокала.
– Тогда почему одна только я смотрю на вашу картину, а все остальные болтают уже о своем попутно напиваясь? – сказала она. – Хочешь сказать что они уже посмотрели, насладились и сделали свои выводы? Не соглашусь в полной мере. Выводы то они сделали, только не о картине.
– О чем же тогда?
– О самом мероприятии. Так же как и я. Просто вот, я, говорю прямо, что ваше творчество меня не интересует, а они, – леди вскинула рукой к толпе за спиной парня, – соврут.
– Хорошо, я понял намек, я ухожу, – сказал Арфо.
– Зачем же? Мне казалось у нас хороший диалог получился. Да и не все я спросила, а только отвечала на ваши вопросы.
Арфо посмотрел в пустой бокал, потом на леди, потом опять в бокал.
– Давайте я через минуту вернусь, хорошо?
Леди кивнула.
Арфо взял по наитию два бокала и оказался в выигрыше, девушка его приняла и поблагодарила.
– На чем мы закончили? – сказала она продолжая всматриваться в картину.
– На том что вам не нравиться общество вокруг.
Леди улыбнулась.
– Ты ведь граффитчик? – сказала она.
– Скорее уже стрит-художник. Это разные понятия.
Леди хмыкнула.
– Хорошо, пусть будет так. Но ты ведь рисовал на стенах?
– Смотря каких.
– Общих.
– Это называется “бомбинг”. Вы ведь про рисунки на жилых и государственных строениях?
– Да, про них. Как думаешь кто за это платит?
– Они, – Арфо окинул рукой ту же толпу что чуть ранее описывала и эта девушка.
Леди же данной шутки не оценила и с лица Арфо тотчас пропала улыбка.
– Нет. Это мы, а не они, – сказала она. – Мы с тобой и платим из своего кармана за ваши “рисунки” и за ваши “высказывания”. У “них” денег куда и куда больше нежели у нас. И в сравнении мы платим больше чем они.
– Зато нас наконец услышали.
– Услышали и посадили на поводок.
– В каком смысле?
– В том что вот ты представил свою работу тут и уже не являешься райтером, ты стал стрит-художником или паблик-артистом.
– А вы говорили что не знаете терминов.
– Самую малость, но это не так важно для понимания смысла моих слов. И вот такие ребята как ты, в спортивных штанах и промозоленных кроссовках, рисуют на улице пытаясь что-то сказать обществу, а это общество только берет их в свои когтистые лапки и липкие сети.
– Мне неважно буду я работать на умного дяденьку или жирного политика, главное я буду творить.
– Творить? – девушка улыбнулась. – Они скажут тебе как нужно это “творить”, и ты согласишься ведь ты уже не райтер, а “художник”.
– Я тут не из-за того что мне кто-то сказал нарисовать жабок. Я их нарисовал и они тут.
– А если эта картина станет популярной? Будешь ли ты продолжать рисовать их с теми же мыслями как эту?
– Мысли несущественны когда творишь. Я писал ее поддаваясь эмоциям. И я не мыслью – “я хочу стать популярным”.