Иногда я лгу

Все это я вижу настолько отчетливо, что окружающий мир в моих глазах приобретает черты реальности. Потому что это и есть реальность. Я уверена – это не сон, а воспоминание. Я опускаю глаза и вижу, что мое новое кремовое платье промокло и прилипло к телу, но крови не видно, значит, мой ребенок еще там, живет и растет у меня в утробе. Руки прикрывают живот. Интересно, а почему на мне нет пальто? Видимо, выбежала в спешке. Пол трясет головой и пятится к дому. Я остаюсь стоять одна под дождем. В этой части определенно что-то не так. Вот так я не стояла, но сейчас, видимо, важно застыть во времени и пространстве до тех пор, пока не вернутся воспоминания, пока происходящее не обретет смысл. Тугие струи ливня больно хлещут в лицо. Взор затуманивается, и я вдруг понимаю, что течет не только сверху, но и у меня из глаз. Я слышу, как с ночного неба на меня вместе с дождем низвергается голос Пола:

– Она плачет.

Черные небеса стекают на дом и выплескиваются на крышу машины. Воспоминание затушевывается, но мне нельзя его отпускать, я должна вспомнить, что случилось. Ее присутствие я ощущаю еще до того, как вижу перед собой. Рядом стоит девочка в розовом халате и просовывает свою маленькую руку в мою. Теперь у нее есть лицо, я знаю, кто она.

– Посмотрите, она плачет, – опять говорит Пол из-за дерева, и до меня доходит, что это правда.

Девочка тоже начинает плакать, я крепче прижимаю ее к себе, понимая, что никогда не должна ее от себя отпускать. Она не смогла бы ничего предотвратить, но это не ее вина. Образ темнеет, исчезает из памяти, и вскоре от него остается лишь чернота. Но только в этот момент все становится ясно. Она выбрала для себя молчание, и теперь я должна его терпеть. Девочка крепко держится за меня, больше двух десятков лет исчезают, и я смотрю на ту, которой когда-то была. Она преодолела четверть века сквозь время и пространство, чтобы напомнить мне, какой я была тогда и какой должна быть сейчас.

Некоторые становятся призраками еще при жизни.

Недавно

Рождественский сочельник 2016 года, после полудня

По возвращении домой мне все не удается унять дрожь в руках. Клэр я оставила на рождественской ярмарке, просто ушла, не оглядываясь. Небо отяжелело от набухших дождем туч, и мне хочется только одного – оказаться дома, навеки отгородиться от мира, от своих заблуждений и ошибок.

Я вытаскиваю из сумочки ключи и понимаю, что вместо своих случайно прихватила связку Пола. Такая небрежность совсем не в моем духе. Нужно успокоиться, взять себя в руки, собраться с мыслями. Переступив порог, я тут же испытываю облегчение. Прислоняюсь спиной к двери, усилием воли замедляю бег мыслей и стараюсь унять учащенное дыхание. На мгновение закрываю глаза, желая обрести ясность мышления, но когда открываю их, в голове по-прежнему остаются вопросы. Очень трудно увидеть то, чего нет.

Оказавшись в прихожей, сдираю пальто, вешаю его на плечики и наклоняюсь, чтобы снять ботинки.

– Я дома, – безрадостно сообщаю я.

Без ответа.

Развязываю шнурки на втором ботинке.

– Пол?

Тишина.

Я никогда не любила чужих прикосновений. Я приучила себя не уворачиваться и не отстраняться, но все-таки всегда считала, что бессмысленно держаться за человека, которого тебе рано или поздно придется отпустить. Однако сейчас мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь обнял. Мне бы хотелось схватиться за кого-нибудь и дать ему схватиться за меня.

Язык обожжен глинтвейном, мне хочется пить, поэтому я направляюсь на кухню и наливаю стакан воды из-под крана. Опрокидываю в себя холодную жидкость, оглядываюсь по сторонам и тут же замечаю неладное. Ставлю стакан на стол и смотрю на плиту. Крайняя левая ручка сейчас в неправильном положении. Я с опаской поворачиваю ее до конца, будто она сама собой может выкрутиться обратно прямо у меня на глазах. Смотрю по сторонам в поисках объяснения и чувствую прилив злости на Пола, именно сегодня проявившего такую беспечность. Слышу в соседней комнате скрип половицы и выпускаю бурлящий внутри гнев наружу.

– Ты не выключил плиту! – ору я в пустоту и бегу вглубь дома в поисках кого-нибудь, на ком можно сорвать раздражение.