Иногда одной лучше (СИ)

Софи не знала, как именно это работает… Любовь и забота. Она помнила мать, хорошо её помнила, помнила бабушку и всех-всех, кто ушёл, кто покинул ее. Только не помнила от них особенной теплоты. Когда тётя Лесли, старшая сестра матери, умерла, когда Воут, сославшись на страховые обязательства и тайну о неразглашении, выдали семье Смиттов деньги и наглухо закрытый гроб – маленькой Софи ещё не было на свете, но именно тогда все пошло под откос.

Бабушка, потерявшая одну из дочерей в столь загадочных обстоятельствах, пыталась докопаться до правды. Теперь уже не понятно, это от большой любви к старшей дочке или из упрямства, но она посвятила всю свою жизнь безрезультатным поискам…Лесли Смитт едва исполнилось двадцать пять, когда она умерла, матери Софи на тот момент было всего девятнадцать. Бабушка не знала отдыха с тех самых пор, как юристы Воут связались с нею.

Она оббивала пороги, звонила в газеты, пыталась дойти до телевидения, но везде получала лишь отказы, обещания перезвонить на неделе, не заканчивавшиеся ничем. Журналисты будто не желали получить пулицер за свое расследование, деньги Воут интересовали их куда сильнее, чем весьма сложная тема дозволенного и запрещённого, чем нелицеприятная правда.

Бабушка Смитт так увлеклась своей погоней за ответами, за справедливостью, что совершенно забыла о том, что у нее на руках осталась младшая дочь, что один ребенок все еще был жив и ждал внимания. Каждый член их семьи с тех пор – одинок. Амели Смитт родила в двадцать два, без парня или мужа, от неизвестного проходимца. Амели надеялась, что новорожденная внучка заставит старую женщину остепениться, но прогадала. Бабушка все еще не уделяла ей времени.

Софи смутно помнила будни с матерью, они провели вместе не так много времени. Амели могла шлепнуть дочь по лицу за то, что она говорит или делает, могла накричать без причины, могла оттолкнуть… Но самым частым наказанием для Софи было молчание. Долгое, нерушимое, оно заставляло что-то важное умирать в душе девочки каждый следующий раз. В тридцать мать Софи покончила с собой, в предсмертной записке упомянув старшую сестру, отсутствие материнской любви и невезение в личной жизни. О Софи не было и слова.

Маленькая Софи не попала в детдом, ведь у нее были близкие родственники, готовые оформить опеку. Да, бабушка забрала внучку к себе, да, она завещала ей все, что только у нее было, но любовь… Любовь этой женщины осталась где-то там, в прошлом, ее закрыли вместе с гробом старшей из дочерей и закопали холодным зимним утром. Софи больше не били, на нее не кричали, на нее попросту не обращали внимания. Бабушка редко оставалась дома до десяти часов утра.

Софи было всего шестнадцать, когда она осталась совсем одна, на два года ей назначили другого опекуна, а сбережений семьи хватило на солидный кусок от не менее солидного учебного кредита, на бесполезные походы к психологу…

Воут разрушили всю ее жизнь, и юная медсестра отчаянно жаждала возмездия, понимая, впрочем, как мало может им противопоставить. Во времена бабушки Софи не было интернета. Она умерла, так и не добившись справедливости или правды, но теперь у ее преемницы был шанс докопаться до истины. Софи никогда не вернется в прошлое и не исправит свое детство, не вернет матери бабушку, а себе – мать, нет. Но брошенная всеми девушка ощущала ту же потребность в получении ответов.

«Может, если отомстить им, эта боль… Она притупится? Может, она и вовсе уйдёт, если я дам отпор?» – спрашивала себя Софи. Несмотря на решимость, липкий страх перед провалом все же заполнял душу девушки. Она знала о преступлениях Воут, но ничего не могла с этим сделать, должна была существовать с грызущим разум осознанием безнаказанности «всесильной корпорации зла». Воут оперативно улаживали мелкие конфликты и разрешали споры, они предлагали людям деньги, и, обычно, этого было достаточно, купюры закрывали людям рты.

Но не теперь, не в этот раз. С Софи такой номер не пройдёт, Воут придётся повозиться с ней. Только как долго? Медсестра понимала, что разрушить репутацию корпорации ей не удастся, но… Как далеко ей позволят зайти, сколько неудобств она успеет причинить, прежде, чем что-то плохое случится?

Сейчас остается только одно – думать, мечтать, как все закончится, как камешек за камешком рассыплется эта нерушимая гора. Медсестра прикусила губу, представив это снова, подумав о том, как она растаптывает репутацию Воут, как цены на их акции стремительно падают вниз, как все катится к черту из-за одного правдивого слова, скинутого в ее твиттер.

Да. Да, черт побери! От избытка чувств юная медсестра задвигала ногами, представляя, как Воут теряют под ногами почву. Она любила тепло, и дома было достаточно жарко… Для любого, кроме самой Софи. Девушка поднялась с дивана, чтобы пройти к барной стойке из цельного куска мрамора, наследство успешной некогда женщины, ее бабушки. Может быть, она не была хорошей матерью, но со вкусом у нее не было никаких проблем.