"Иной судьбы я не желал..."

И оба они птицами летят на запретное свидание. Когда же Ганна убеждается в жестокости Евхима, отсутствии настоящей любви, уходит из дома Глушаков и вообще из деревни Курени.

В школе в Глинищах, куда она пошла к знакомой учительнице, Ганна переживает многое из того, что еще более закалит ее характер.

Уйдя из Куреней, отвергнув предложение Евхима вернуться, Ганна остается со своей тоской по чему-то чистому и светло­му. Лена Борзова все это "отыграла" с необыкновенной есте­ственностью.

В последних сериях экранизации она спрашивала у режис­сера-постановщика: "Кого же я теперь люблю?.." И сама отвечала: "Все еще неугасшую мечту, она дает моей Ганне силы жить". Где же она, эта мечта? Ни Мележ, ни Туров не дали на это ответа...

Щедро использованы в фильмах речевые характеристики. Они точнее очерчивают персонажи, чем все другие компонен­ты. Сериал создавался на белорусском и на русском языках, в таком виде он и выпускался на экран. В русском варианте язы­ковой колорит передан не в той степени, как в варианте бело­русском. Тут автор-режиссер не выдержал меру включения ме­стного колорита, белорусские обороты в ряде случаев звучат на русский манер.

Почти все рецензенты фильмов "Люди на болоте" и "Дыха­ние грозы" касались этой проблемы, активно ее обсуждали пи­сатели, присутствовавшие на премьере в республиканском Доме литераторов. Никто из выступавших не отрицал, что по­смотрели талантливое кинопроизведение, уважительное по от­ношению к Ивану Павловичу Мележу, с многими яркими образ­ами. Но вот язык, на котором они говорят, писатели не приня­ли. Янка Брыль, один из выдающихся стилистов в нашей лите­ратуре, назвал его "трасянкай", которая снижает культуру эк­ранизации. Были упреки в адрес режиссера и оператора за излишнюю яркость красок, "социальную приглушенность" кон­фликтов, любование этнографией края.

Туров с досадой слушал упреки, но в общем признавал их. Зато с какой радостью он показывал письма с Дальнего Восто­ка, с Севера, в которых жившие там белорусы, посмотрев фильм "Люди на болоте", благодарили его создателей за то, что они позволили им увидеть и услышать своих земляков. И совсем окрыленным Виктор Тимофеевич приехал из Чехосло­вакии, где на знаменитом курорте Карловы Вары проходил XXIII Международный кинофестиваль. Его жюри присудило фильму "Люди на болоте" премию за мастерство актерского исполнения. А ведь это мастерство достигнуто благодаря точному видению каждой роли режиссером, мастерской его работе с ни­ми.

Там же, на фестивале, В. Туров встретился со всемирно из­вестным итальянским режиссером Джузеппе Де Сантисом, вме­сте с актрисой Борзовой они гуляли по городу. Выросшему на "неореализме" мастеру белорусская картина понравилась прав­дивостью и национальным своеобразием, более того, он увидел в ней "три круга любви": любовь героев к труду и своей земле, лю­бовь как высочайшее чувство и любовь авторов к своим героям. "Это то, что согревало меня весь длительный период работы над экранизацией", - говорил Туров. Фильм "Люда" на болоте" при­нес, конечно, режиссеру немало волнений, но и немало радости. На всесоюзном кинофестивале (Таллинн, 1982 г.), он получил главный приз и диплом "За лучший художественный фильм", не­сколько позже - Государственную премию СССР, два Междуна­родных приза - в Карловых Варах и Маниле (Филиппины).

Проходят годы, а творческий опыт экранизаторов "Полесской хроники" остается исключительным в белорусском кинематогра­фе. В. Туров вывел на экран не отдельных героев с "жизненными корнями", а народ "родом из Полесья" в его бытовой, физической и нравственной реальности.

Иван Мележ умер в августе 1976 года, когда сценариев по его романам еще не было. И я задала Виктору Тимофеевичу вопрос: а если бы не случилась такая трагедия - преждевременная смерть писателя, - принял бы он экранную "Полесскую хронику"? Туров был уверен, что Иван Павлович уважительно к ней отнесся бы, прежде всего за ту неподдельную любовь к дорогим его сердцу героям, которой кинематографисты жили, создавая фильм. В отличие от некоторых критиков, - уточнил Туров свою мысль, - он искал бы не разночтение со своими страницами, а со­ответствие главным мыслям и желаниям. Он любил свою Ганну, думаю, что полюбил бы и нашу, принял бы и многих других героев в экранном обличье... И не судил бы нас за то, что мы освещали их светом надежды на лучшую долю...