Инопланетянка варвара

Я вздыхаю. Не совсем уверена, готова ли я извиниться, но знаю наверняка, что я морально истощена от наших постоянных ссор. Они лишь заводят в тупик. Мой папа всегда говорил мне, что на мед поймаешь больше мух, чем на уксус.

В последнее время я только и делаю, что извергаю уксус. Не мудрено, что у меня ничего не выходит.

И хотя у нас с Рáхошем все еще противоположные желания — он хочет жену и вынашивателя детенышей, а я хочу, чтобы меня оставили в покое — мы все равно можем вести себя как взрослые.

«Было бы здорово снова иметь друга», — думаю я тоскливо. Девочки, с которыми меня взяли в плен на корабль? Та была дружба при неестественных и насильственных обстоятельствах. Если бы мы не держались вместе, перекинулись бы мы друг с другом хоть парой слов? Я скучаю по дому. Я скучаю по своим друзьям. Я скучаю по своему папе, который умер вот уже пять лет назад.

Когда приближается закат, я критически оцениваю пещеру, зная, что скоро появится Рáхош. Я пытаюсь привести все в порядок, чтобы вокруг стало как можно приличнее. Я запасаюсь дополнительной водой, заплетаю свои волосы, чтобы не лезли мне в глаза, чиню свою одежду, разжигаю огонь и начинаю работать над тетивом для моего лука. Бамбук, который мы заполучили, оказался совсем не таким, как я ожидала, но он пустой внутри и немного упругий в отличие от кости. Я пробую его в определенных местах обмотать кожей, чтобы укрепить, надеясь на лучшее.

Вскоре Рáхош входит в пещеру, и два маленьких существа свисают у него с руки. Сегодняшний ужин.

— С возвращением, — говорю я ему.

Рáхош приостанавливается и, нахмурившись, смотрит на меня, и я вижу, как в его голове вращаются колесики. Он пытается разгадать, что я задумала. Какой у меня может быть замысел кроме, как попытаться быть порядочным человеком? Я вздыхаю.

— Послушай. Мы не с того начали, понимаешь? Ты принудил меня получить вошь, а я с тех пор заставляю тебя за это расплачиваться. Мы можем заключить перемирие ненадолго? Я устала.

Он издает рык и опускается у костра на колени, подбрасывая в него топливо.

— Ты не из болтливых даже в свои самые счастливые дни, не так ли?

Он оглядывается на меня.

— А ты бы говорила даже со стенами, если бы они могли слышать.

Моя улыбка становится напряженной.

— Ты усложняешь всю эту ситуацию с «перемирием», приятель. Сразу предупреждаю.

Я ожидаю от него еще один рык. Вместо этого он кивает головой.

— Это было не очень-то любезно с моей стороны. Извини.

Я расслабляюсь, удивляясь, что он уступил.

— Ладно… ну тогда все в порядке, — я пододвигаюсь к костру и сажусь напротив него. — Хочешь, я помогу тебе с ужином?

— Ужином?

Я жестом указываю на дичь.

— Очистить их? Содрать шкуры? Приготовить из этого еду?

Он, прищуриваясь, еще раз окидывает меня взглядом. Не гневным, а скорее пытаясь раскусить меня.

— Моя обязанность — обеспечивать мою пару.

— Ааа, — я на минуту задумываюсь, а затем обнимаю согнутые колени, прижав их к груди. Я покачиваю своими босыми ступнями вблизи костра. — Мы можем сохранить немного из этих шкур мне на сапоги?

Он кивает головой.

— Спасибо, — говорю я мягко. — Я не думаю убегать, чтобы ты знал. Отсюда мне некуда бежать.

Он еще раз кивает головой. Я смотрю на пламя, когда инопланетянин начинает сдирать шкуру со своей дичи. Мне нужно разговорить его, если только так я могу взломать тот непробиваемо твердый панцирь, которым, кажется, окружено его сердце. Этот Рáхош — сложный мужчина, в котором еще надо разобраться.

— Итак, расскажи мне про это место.

Он поднимает на меня глаза.

— Это моя пещера.

— Нет, не конкретно про это место, — говорю я, размахивая рукой вокруг пещеры. — Про эту планету. Про этот мир в целом. Я ничего другого о нем не знаю, за исключением того, что здесь холодно.

Рaхош рычит, и долгое время мне кажется, что он собирается проигнорировать мои вопросы. Затем он вытаскивает нож поменьше, чем тот, которым сдирал шкуры со своей дичи, и начинает разрезать мясо на маленькие, удобные, небольшие кусочки.

— Это… теплый сезон. Мы говорим, что это — горький сезон, а более холодные месяцы — жестокий сезон.

Мои глаза широко раскрываются. Я невнятно бормочу.

— Но эта земля покрыта снегом в три фута высотой!

Как он может быть теплым?

Его губы медленно изгибаются, и я вижу, как на его лице распространяется сокрушительная улыбка. От нее у меня захватывает дыхание, а его жесткие, заостренные черты лица превращаются в нечто убийственно сексуальное.

— Тебе просто придётся привыкнуть к снегу.

— Снег. Верно, — я игнорирую сильную пульсацию моих девчачьих частей в отклик на эту улыбку. Моя вошь опять пускается в ход, и я, инсценировав кашель, постукиваю себя по груди, чтобы попытаться заткнуть ее. — Значит, это… лето?

Он вскидывает голову, мысленно подыскивая слова, как мне кажется, а затем кивает головой.

— То, что ты называешь зимой — это время, когда очень мало света. Солнца показываются редко, и много тьмы. Холода все усиливаются, и охота становится все скуднее. Именно поэтому крайне важно так много охотиться во время теплых месяцев.