Иностранка

Вдруг у него возникла мысль вернуть ее в свой кабинет и заплатить все причитающиеся деньги, которые она честно заработала. Но тут же в обиженном уме воскресли воспоминания о ее холодности и дерзости по отношению к нему, и Невинский опять поменял свое решение. Обида его, окрашенная самомнением, заставила его сделать вывод, что Мари получила хороший урок. И он, хотя и не в восторге от собственного поступка, все же удовлетворенно поплелся в свою спальню, полагая, что эта непокорная девица еще пожалеет, что отказала ему.

— Он такой же, как все! — прошептала несчастно Маша, закрывшись в своей комнате. Прислонившись к двери, она заплакала. — Он такой же, как Григорий, как комендант Глушков, как цыган, как Жданов. Ему нужно только обладание моим телом. Как и им всем! А мои чувства неинтересны. Неважно, что я не хочу этого. Нет! Ему это безразлично. И, похоже, пока я не отдамся ему, жалованья мне не видать! — сделала она горестный вывод и закрыла лицо ладошками. — Но этого никогда не будет. Я Мария Кирилловна Озерова! И я не продамся за красивое платье и горсть золотых! Нет. Моя матушка не так воспитывала меня. У меня есть достоинство. Как я ошиблась в нем. И как я могла только подумать, что он хочет жениться на мне?

Она упала на кровать и тихо зарыдала, оплакивая свою невозможную жизнь. Как же она хотела покинуть этот ненавистный дом. Навсегда позабыть его хозяина и то, как он обращался с другими людьми. Но не могла. Им с Андреем идти было некуда. Здесь по крайней мере они имели кров и еду. И Невинский прекрасно понимал, что она не может уйти, и пользовался этим, поэтому и вел себя так нагло и развязно.

Утро следующего дня прошло как и обычно. Невинской с самого утра уехал по делам, оттого в доме было тихо и спокойно. Посетителей не было, а слуги нехотя сновали по комнатам, выполняя свои повседневные дела. Машенька после завтрака занималась с детьми риторикой, арифметикой и музыкой и до обеда гуляла с ними в саду. Чуть позже, около двух, уложив Наташу и Андрея отдыхать, она, накинув шаль, вознамерилась сходить в лавку к модистке и взять у нее заказы на вышивку. Еще с детства Маша чудесно вышивала и теперь, чтобы заработать хоть немного денег, брала заказы и за свою работу получала от одного до трех рублей. Но едва она спустилась в парадную, как ее окликнул дворецкий Прокоп:

— Мадам Мари, в гостиной вас ожидает некий человек.

— Кто же? — удивилась она, и ее сердце тревожно забилось.

— Некий господин Чемесов.

— Чемесов? — выдохнула с тревогой Маша и уже тише возмущенно заявила дворецкому: — Я же просила вас, Прокоп, чтобы вы сказали этому господину, что я здесь не живу.

— Я говорил ему об этом, но он заявил, что видел вас в усадебном саду со стороны улицы. И угрожал, что, если я не позволю ему поговорить с вами, он дождется приезда Михаила Александровича и будет говорить с ним.

— Боже! Ну что за гадкий человек?! — пролепетала она в ужасе. — Хорошо, Прокоп, я поговорю с ним и попытаюсь побыстрее выпроводить. Но прошу, не докладывай о его визите Михаилу Александровичу.

— Так не могу я не сказать. Его и Тихон, и Трофим видели, — сказал важно Прокоп, но отметив, как на лице молодой женщины отразилось несчастное выражение, участливо попросил: — Вы скажите, мадам, что мне следует доложить Михаилу Александровичу, я так и сделаю.

— Доложи, что этот Чемесов просто обознался домом. И перепутал меня с другой дамой.

— Слушаюсь, мадам, — кивнул Прокоп.

Маша поблагодарила его за понимание и поспешила в гостиную, зная, что времени около двух часов дня, а Невинский собирался вернуться еще к обеду и вот-вот должен быть приехать домой. Нервно сжимая кисти рук, она влетела в гостиную, не понимая, что Чемесову надо теперь, ведь она, не ответив на его письма, тем самым красноречиво дала понять, что не желает встречаться.

Когда она вошла в просторную солнечную комнату, Григорий мерил шагами центральную часть темного резного паркета, устланного на полу. Заслышав ее шаги, Чемесов стремительно обернулся к Маше и невольно замер. Она быстро окинула его взором, отметив, что он, как и в прошлый раз, был облачен в военный мундир, который невероятно шел ему. Темные его волосы, собранные сзади в тонкую косичку на прусский манер, красиво лежали над высоким лбом, открывая взгляду точеные черты породистого лица.

Плотно закрыв дверь, Машенька приблизилась к нежданному визитеру. Остановившись в пяти шагах от молодого человека, она холодно, с дрожью в голосе спросила:

— Что вам, сударь, угодно от меня?

Она видела, как его лицо, которое было бледно, стало еще белее, и он, бросив на нее какой-то странный горящий взор, сказал:

— Я хотел, лишь увидеть вас вновь, сударыня, и убедиться, что это действительно вы, а не призрак с того света.

— Это я. Вы должны были это понять еще тогда, в парке, а не являться сюда, чтобы осложнять мне жизнь, — холодно, обвинительно заметила она, сверкая на него яркими глазами.

Судорожно сглотнув, Григорий вперил в нее вмиг потемневший взор и судорожно выпалил:

— Машенька, разве ты забыла, что между нами было?!