— Я в обиде?! — выдохнула она, опешив от его наглости. — Нет, вы ошибаетесь, господин Чемесов. Я не в обиде на вас… — она выдержала паузу и с недобрыми нотками в голосе, смотря прямо в упор в его красивые карие глаза, произнесла: — После всего, что вы сделали со мною, с моими родными и с моею жизнью, вы навсегда умерли в моем сердце… Вы коварное существо, которое недостойно ни одного моего взгляда, ни одного моего слова… Теперь вы для меня никто… и я не хочу вас видеть, никогда более… И прошу вас забыть мое имя, покинуть этот дом и более не искать встреч со мною, ибо я не желаю видеть вас больше никогда! И вам следует уйти немедля!
Смерив его высокую фигуру презрительным взором, она уже хотела развернуться, чтобы уйти, но Чемесов бросился к ней и, встав перед нею, порывисто воскликнул:
— Маша! Машенька, родная моя, прости!
— Оставьте меня, — процедила она, обходя его и сверкая синими очами. — Я вам все сказала. Забудьте мое имя и более не приходите в этот дом, я запрещаю вам это.
— Но как же Маша, ты не понимаешь?! — воскликнул в сердцах Чемесов, когда она вновь обошла его и направилась к дому. На его возглас она обернулась и равнодушным голосом добавила:
— Если вы когда-нибудь ценили и уважали меня, то в память об этом прошу вас не появляться более в этой усадьбе и не порочить меня.
Более не обернувшись, она быстро последовала по дорожке к особняку, думая о том, что хотела бы навсегда забыть этого недостойного человека и то, на что он толкнул ее много лет назад.
— Мари, посиди со мной, — попросила Наташа и сильнее сжала руку молодой женщины своей маленькой ладонью.
— Я побуду с тобой, пока ты не уснешь, моя канареечка, — ласково ответила Маша.
Девочка закрыла глаза и спокойно задышала, ощущая рядом присутствие гувернантки, которая присела на кровать малышки и положила руку на ее голову. Было уже поздно, чуть более десяти часов, и Машенька понимала, что девочке давно пора спать, поэтому чувствовала вину за то, что они поздно пришли с прогулки. После ужина Наташа попросила покататься на качелях в саду. Стоял довольно теплый и сухой вечер, и молодая женщина два часа вместе с девочкой и сыном провела на улице. Домой Маше идти совсем не хотелось, из-за того, что сегодня в особняке находилась Амалия Николаевна, которая при каждом удобном случае, пока Невинский не видел этого, презрительно смотрела на Машу и пыталась своими словами унизить ее.
Вот уже пару недель в особняк Невинских по вечерам наведывалась Уварова. Она приезжала ближе к пяти, ужинала со всеми. А затем они вместе с Михаилом Александровичем отправлялись на очередной прием или в оперу. Сегодня же Невинский остался дома, видимо, ожидая свою гостью. И когда после ужина в дом пожаловала Уварова, Маша проворно ушла с детьми в сад и гуляла с ними почти до десятого часа. И теперь, умыв и расчесав Наташеньку на ночь, она ласково гладила малышку по волосам, тихо мурлыкая старую колыбельную, чтобы девочка поскорее заснула.
Прошло три недели с того дня, когда Невинский отказал ей в жаловании. Он так и продолжал пренебрегать Машей и практически не замечал ее. Лишь изредка, когда она обращалась к нему с вопросом, отвечал односложно и безразлично. Большую часть времени Михаил проводил вне дома, посещая балы, рауты и пропадая на охоте. Он перестал придираться к слугам, редко отчитывал за проступки детей и не изводил Машу своими нотациями.
Около одиннадцати, дождавшись, когда Наташа покрепче уснет, Маша осторожно поцеловала девочку в лобик и, стараясь не шуметь, на цыпочках покинула ее спальню. Дом затих, лишь несколько огарков освещали широкий коридор между спальнями. Сонно зевая, она направилась к Николаю, желая удостовериться, что юноша уже лег спать. Однако едва она вошла в его комнату, нахмурила брови, остановившись на пороге комнаты. Николай не спал и что-то рисовал за столом. Увидев Мари, он захлопнул альбом.
— Отчего ты все еще не спишь, Николай? — спросила его ласково Маша, проходя в спальню юноши.
— Не хочу, — набычился тот, скрестив руки на груди. — Я ведь не маленький, чтобы ложиться так рано, как Наташка, — возмутился юноша.
Маша подошла ближе и укоризненно посмотрела:
— Николай, нехорошо сестру называть Наташкой.
— Вот еще, — пробубнил Николай. — И вообще, отчего вы, Мари, относитесь ко мне как к маленькому?
Юноша вышел из-за стола. Он стоял, скрестив руки на груди, всем своим видом демонстрируя возмущение.
— Я не считаю тебя маленьким, — произнесла ласково Маша, приближаясь.
— Отчего я не могу ложиться спать, когда вздумается? — не унимался юноша. — Вот отец иногда вообще не приходит ночевать. Почему же я должен следовать вашим правилам и ложиться в кровать так рано, будто дитя какое?
Маша нахмурилась. Она внимательно посмотрела на Николая, подбирая нужные слова, дабы убедить его в своей правоте и в то же время не обидеть. Она подошла к юноше почти вплотную и открыто посмотрела в его серые глаза.
— Ты еще слишком молод, чтобы подражать отцу. Когда вырастешь и станешь самостоятельным, будешь сам решать, когда тебе ложиться спать.