Иностранка

Девочка прижалась к молодой женщине, обхватив стан гувернантки маленькими ручками.

Вскоре служба закончилась, и Михаил Александрович с сыном поспешили на улицу. Маша замешкалась в церкви с Наташей. Девочка пожаловалась, что у нее болит ножка. Сняв легкую туфельку и чулок девочки, молодая женщина увидела мозоль, которая причиняла ей боль. Она положила в туфельку малышки свой тонкий кружевной платок, дабы смягчить боль. И вновь надела девочке чулочек и туфельку. Когда они вышли на улицу, Невинский и Николай находились уже за воротами церкви. Едва с детьми приблизилась к карете, Михаил окатил ее недовольным взглядом и сухо заметил:

— Отчего так долго? Неужели нельзя побыстрее выйти?

— Простите, — прошептала она и опустила глаза, помогая девочке сесть в карету. Затем она взобралась на высокую ступеньку сама и отметила про себя, что Невинский не подал ей руки, как и поутру, когда они ехали в церковь. Еще раз подумав, что Михаил Александрович явно до сих пор зол на нее, она села с Наташей. Андрей занял место рядом. А Невинский с сыном уселись напротив.

Карета тронулась, и Маша невольно скользнула взглядом по Невинскому. Она заметила, что он настойчиво смотрит на ее волосы. Вспомнив, что не сняла легкую кружевную черную шаль с головы, она засуетилась, стянув с волос покров. Тут же тонкий локон выпал из ее простой прически, и она быстро заправила его за ушко. Сложив аккуратно легкую ткань, молода женщина положила ее к себе на колени. Она чувствовала, что Невинский все еще напряженно смотрит на нее. Подняв глаза, Маша увидела, что его глаза сузились и превратились в щелочки. Заметив, что молодая женщина поймала его настойчивый взгляд, он демонстративно отвернулся в сторону.

Спустя некоторое время Михаил Александрович строго посмотрел на Наташу и менторским тоном заметил:

— Наташа, ты вела себя непозволительно! В доме Божьем должно стоять. Служба не такая долгая, чтоб устать.

Видя, что у девочки опять выступили на глазах слезы от строгих слов отца, Маша попыталась возразить:

— Михаил Александрович, Наташа еще слишком мала, чтобы…

— Я не с вами разговариваю, мадам! — прогрохотал Невинский и окатил молодую женщину злым взглядом. — Это вы распустили девочку! Вы что же, хотите сделать из нее изнеженное и немощное создание, подобно вам?

— Вовсе нет, — начала она. Но решила замолчать, поскольку увидела, что лицо его побагровело. Она поняла, что он опять не в духе и вряд ли способен выслушать ее доводы. Маша опустила глаза и начала нервно теребить подол синего платья.

Невинский прошелся взглядом по бледному лицу гувернантки, по ее опущенным густым ресницам и надолго задержался на ее соблазнительной полной верхней губке. Прокашлявшись, он вновь посмотрел на дочь.

— Впредь, я думаю, ты будешь вести себя в храме достойно, Натали. Иначе мне придется тебя наказать.

Маша поджала губы и напряглась. Однако не осмелилась поднять взгляд на Невинского. Она понимала, что он неправ. К чему он так строг к детям? Отчего так непреклонен? Ведь нельзя постоянно приказывать и поучать их. Детям нужна его любовь, а не безмерная жесткость. Но она опасалась сказать Невинскому это. Последние дни он игнорировал ее. Смотрел недовольно и осуждающе. Те несколько фраз, которые она услышала от него за это время, были оскорбительными. И она боялась вызвать у него еще большее неудовольствие своими словами.

Всю оставшуюся дорогу до поместья она думала лишь о том, что сегодня первое воскресенье месяца. В этот день она обычно получала свое небольшое жалованье за две недели в размере двенадцати рублей. И Маша знала, что надо собраться с духом и все-таки осмелиться после обеда пойти в кабинет Михаила Александровича за своими деньгами. Она боялась этого, но все же должна была это сделать. Ведь она обещала Андрею купить красивую коробку шоколадных конфет в лавке купца Волошина и новые ботинки. А ей самой уже давно были нужны чулки.

Как Маша и предполагала, все пошло не так с самого начала. Почти час она тихо стояла в коридоре у кабинета, ожидая, когда же Невинский сможет принять ее. Захар Нилович, секретарь Невинского, не пустил ее сразу в кабинет, заявив, что господин очень занят. Весь этот долгий час Маша, нервно дрожащая, подбирала в мыслях нужные слова для разговора, комкая в пальцах платок. Когда же Невинский наконец соизволил пригласить ее в кабинет, она осторожно открыла дверь и медленно вошла.

Он сидел за столом и писал. Эта картина напомнила ей другую, ту, когда она, впервые, появилась в его кабинете, чтобы просить места. Маша замерла у двери, не решаясь пройти. Он не сразу поднял на нее глаза, ощущая свое превосходство и тем самым в который раз показывая ей, что он хозяин, а она всего лишь прислуга в его доме. Спустя некоторое время он оторвался от письма и поднял на нее серебристый взор.

— Так что вы хотели от меня? — спросил Невинский неучтиво, обжигая ее колючим взглядом.

Маша напряглась и, твердо посмотрев на его неприветливое лицо, произнесла:

— Сегодня первое воскресенье месяца. Я пришла за своим жалованьем.