Смотря в ее блестящие глаза насыщенно синего цвета, Невинский думал о том, что было бы, если бы тогда, полгода назад, он не оставил Машу в своем доме? Тогда он даже не предполагал, что его жизнь изменится таким коренным образом. Да, уже тогда, в том мрачном строгом платье, с волосами, собранными в простую прическу, дрожащая и просящая, она показалась ему слишком красивой. В этом наряде, с улыбкой на прелестных устах, с блестящими густыми локонами на плечах и горящими нежным светом глазами, она преобразилась почти до неузнаваемости. Как дорогой алмаз при достойной огранке становится брильянтом.
В этот момент к ним приблизилась очередная пара гостей. Дородная полная дама в летах и моложавый мужчина лет тридцати. Машенька невольно вздрогнула, ибо очень хорошо знала спутника дамы. Это был Андрей Дмитриевич Жданов. Воспоминания вмиг нахлынули на молодую женщину. Невинский первым поздоровался:
— Дорогая Ольга Николаевна, рад видеть вас у себя.
— Благодарствую, Михаил Александрович. Вот к вам на бал пожаловали с сыном. Вы же знаете его, Жданов Андрей Дмитриевич, мой сын от первого брака, — представила сына Ольга Николаевна.
— День добрый, — поклонился Жданов и немедля перевел взор на Машеньку, словно оценивая.
— Приветствую вас, милостивый государь, — кивнул галантно в ответ Невинский. — Моя невеста, мадам Мари де Блон. — И, повернувшись к девушке, представил ей старую даму: — Графиня Ольга Николаевна Олсуфьева.
— А мы знакомы с мадам де Блон, — заявил Жданов.
— Правда? — удивилась Ольга Николаевна.
— Да. Некоторое время назад мы встречались в лавке у одного кондитера, — добавил Андрей. И Маша вскинула на него встревоженный и испуганный взор, ожидая, что он откроет тайну их знакомства своей матери.
— В лавке? — спросила Ольга Николаевна.
— Ну да. Я покупал пирожные и встречал там… мадам де Блон. — Добавил Андрей и, не спуская взгляда с молодой женщины, добавил: — Она тоже покупала сладости, и мы могли иногда приятно беседовать. Ведь так, Мари?
— Да, — согласилась Маша, благодаря взором Жданова за то, что он не рассказал правду.
Через пару минут Ольга Николаевна с сыном последовали в зал, а Михаил внимательно посмотрел на девушку и задумчиво заметил:
— Как-то я упустил из виду, что у графини Олсуфьевой есть старший сын, который носит фамилию отца, первого мужа Ольги Николаевны. Никогда не видел этого молодого человека. Однако, как я понимаю, вы хорошо знакомы с ним, сударыня? — спросил он неприятным тоном.
— Да, но… — Маша замялась, подбирая слова.
— Это ведь тот самый Жданов, который предлагал вам содержание за благосклонность, насколько я помню?
— Боже, Михаил Александрович. Это просто невозможно, что вы знаете про меня все…
— И, насколько мне известно, он до сих пор не женат.
— Неужели? — пожала безразлично плечами Маша.
— А вы не знаете, отчего он не женат? — спросил вдруг Михаил.
— Мне откуда знать? — опешила она, нахмурившись, чувствуя, что Невинский словно подразумевает под своей фразой другой смысл.
— Мне отчего-то вдруг подумалось, что вы можете знать отчего…
— Это не так…
— Хотелось бы надеяться на это, сударыня, — заметил он как-то напряженно, сверля ее взором, и добавил: — Что ж, пойдемте в зал. Пора.
Едва они вошли, как загремела музыка, и Михаил предложил руку Маше, устремившись с нею в центр зала.
Прием в честь помолвки, как и планировал Невинский, был грандиозно помпезным, но не слишком шумным. Было приглашено всего около двух сотен самых именитых дворян Петербурга. Дети остались в своих комнатах под присмотром дворовых девушек, и поэтому Маша чувствовала себя немного неловко.
После первого танца Михаил, сделав знак рукой, остановил музыку и торжественно представил гостям Машу как мадам де Блон и свою будущую жену. День свадьбы был назначен на восьмое января, ровно через два месяца. Затем вновь грянула музыка, а Невинский со своей невестой прошелся среди наиболее именитых гостей, дабы лично получить поздравления. Гости, богато наряженные, жеманные и заискивающие, с интересом и холодным презрением оглядывали невесту, и Маша несколько раз за спиной случайно слышала громкие шепотки, что да, невеста красива, но весьма худородна, и к тому же иностранка. Это было неприятно молодой женщине, но она ни жестом, ни словом не показала этого. Далее Невинский, видя, что Маша до крайности смущена подозрительными, а иногда и осуждающими взглядами гостей, вновь увлек ее танцевать, и она была благодарна ему за это.
Спустя некоторое время Маша заметила среди гостей графиню Шереметьеву и, извинившись перед Невинским, отошла к камину, где стояла важная гостья.
— Анна Петровна, я рада, что вы почтили нас своим присутствием, — произнесла, улыбаясь, Маша.
— О, моя дорогая Мари, я могу вас так называть? — спросила Шереметьева по-французски.
— Конечно, ваше сиятельство, — улыбнулась молодая женщина.