— Вы знаете, я прекрасно понимаю Невинского, — заметила графиня, обмахиваясь большим веером и не спуская теплого взгляда с Маши. — Он не мог поступить иначе. Ибо вы совершенное создание. И его дети всегда будут находиться под вашей доброй волей. К тому же вы красавица. Он сделал верный выбор, я ему об этом уже сказала.
Маша смутилась.
— Ну что вы, Анна Петровна. Вы очень добры ко мне.
— Я всего лишь говорю, как есть, — довольно улыбаясь, заметила Шереметьева, по-дружески похлопав Машу по руке. — Вы созданы для лучшей доли, нежели быть гувернанткой. Знаете, дорогая, мой муж тяжело болен и, наверное, долго не проживет. Я как раз хотела приехать к вам, дабы пригласить вас служить в моем доме. И на днях получила письмо от Михаила Александровича, в котором он написал о вашей помолвке. Так жаль, что вы, Мари, не сможете воспитывать моих девочек. — Графиня немного помолчала. — Я рада за вас. Будьте счастливы. Думаю, что так и будет. Я вижу в глазах Михаила Александровича любовь к вам. Надеюсь, что мы еще не раз увидимся с вами, моя дорогая.
Маша раскланялась с графиней Шереметьевой и, отойдя от нее, начала искать глазами Невинского. Но едва окинула взглядом зал, молодая женщина услышала рядом с собой приятный мужской голос:
— Добрый вечер, Маша.
Резко обернувшись, она напряженно сузила глаза. Перед ней стоял Чемесов. Он был одет в парадную военную форму. Его лицо было невозможно бледно и нервно.
— Вижу, что ты устроилась гораздо лучше, чем я предлагал, — заметил он.
— Не думаю, что моя жизнь должна вас волновать, сударь. Извините, мне надо идти к гостям, — тихо и неучтиво бросила молодая женщина.
Она попыталась отойти, но Григорий загородил дорогу, и Маша была вынуждена остановиться. Они стояли между колонн бального зала, позади основной массы гостей, немного в стороне. Чемесов как-то странно посмотрел на нее и чуть придвинулся к молодой женщине.
— И что же, Невинский закрыл глаза на твое преступное и позорное прошлое? — спросил ехидно он.
— Хотя вы сделали все, чтобы очернить меня перед Михаилом Александровичем, но ваша каверза не удалась, и Невинский любит меня, несмотря ни на что, — выпалила она раздраженно, стараясь говорить тихо, чтобы недалеко стоящие гости не слышали их разговора.
Чемесов долго хмуро и молча смотрел на нее, лихорадочно кусая губы.
— Маша, прости меня, — печально и безжизненно произнес он вдруг, не спуская с нее мрачного и лихорадочно блуждающего взора. — Я понимаю, что ты никогда не сможешь простить меня… что ж, пусть… Не буду больше докучать тебе… Сегодня я лишь хотел в последний раз увидеть тебя… Пришел попрощаться…
— Прощай, Григорий, — просто ответила Маша.
— Прощай, Машенька… и знай, что я всегда любил только тебя…
В последний раз он как-то пронзительно трагично посмотрел на нее, после чего, сгорбившись, развернулся и пошел прочь. Уже через миг его высокая худощавая фигура исчезла за двойной дверью бальной залы, и Маша вздохнула с облегчением.
— Этот человек вновь докучает вам? — вдруг раздался за ее спиной баритон Невинского. Маша резко обернулась и нервно посмотрела на Михаила. Она даже не слышала, как он приблизился. На его мрачном лице было написано недовольство.
— Нет, вовсе нет. Он просто поздоровался.
Прищурившись, Невинский, не спуская гнетущего взора с ее лица, наклонился к Маше и зловещим шепотом произнес:
— Маша, не надо меня обманывать. Если ты не уверена в своих чувствах по отношению ко мне, то скажи сейчас. Я не собираюсь представать в смешном и дурацком положении перед гостями…
— Боже, Михаил! Он только поздоровался, не надо преувеличивать, — залепетала она, нервно кусая губы, отчетливо ощущая, что он ревнует.
— Тогда, сударыня, сделайте так, чтобы я не видел более этого щеголя рядом с вами, — бросил сквозь сжатые зубы Невинский и, стремительно развернувшись, быстро последовал через зал на веранду, чувствуя неистовое желание выкурить сигару.
— О, теперь мне ясно, ради кого меня оставили! — услышал за спиной Невинский ядовитый голос Амалии. Михаил резко обернулся и прищурил глаза, всем видом показывая, как неприятна ему встреча с бывшей любовницей. Уварова, в красивом белом платье, увешанная бриллиантами, приблизилась к нему и добавила: — Подумать только, из-за какой-то прислуги!
— Не надобно трагедий, Амалия, — недовольно заявил он, выдыхая дым сигары. Они стояли на открытой веранде, где в этот миг было безлюдно из-за неприятного холодного ветра.
— И что же, она искуснее меня в любовных ласках?
— Вы не поверите, Амалия, но я ни разу не был с ней близок, — ответил Михаил.
— Я и не верю!
— Перестаньте кричать, наконец, — уже жестко бросил Невинский, вновь затягиваясь сигарой. Его ледяной взгляд небрежно прошелся по полной груди Уваровой и остановился на ее злых глазах. — Вам все равно не удастся испортить мне празднество. Я слишком счастлив, чтобы обращать внимание на ваши обвинения. Вас здесь никто не держит, посему вы можете уехать, если вам неприятно видеть меня и Мари вместе. И прошу, более не надо скандалов на людях, я устал от вашего преследования.