Иностранка

Дверь с грохотом за ним закрылась, и этот звук заставил Машу подскочить в кресле. Она смотрела вслед Невинскому, не понимая, что же произошло и отчего он разбил бинокль. Однако ощущала, что должна во всем немедленно разобраться и поговорить с ним. Она не понимала его поведения, но очень хотела понять. Бросила мимолетный взгляд на Алекса и заметила на его лице ехидную наглую ухмылку. Явно он был рад всему, что произошло. Маша похолодела и немедля приняла решение последовать за Михаилом Александровичем и все уладить. Она взвилась с места и стремительно направилась к двери. Но Александр, быстро среагировав и оставив свою непринужденную позу у стены, тут же загородил ей путь. Маша резко остановилась, дабы не уткнуться в грудь молодого человека от стремительного движения.

— Останьтесь до конца спектакля, — властно приказал Александр. Дверь в ложу была закрыта рукой Невинского. — Вряд ли отец расположен говорить с вами теперь. Позже я отвезу вас домой.

— Неужели вы настольно самоуверенны, что хоть на миг решили, что я поеду с вами? — выдохнула она, опешив от такой наглости и пытаясь пройти мимо. Но Алекс, словно истукан, замер у выхода из ложи, его глаза горели вызовом.

— Я отвезу вас, негоже вам одной возвращаться домой…

Маша напряженно замерла. Выход из их ложи почти не освещался. Ибо свечи были вставлены только по внешнему контуру, что позволяло отчетливо видеть лишь первый ряд зрителей. Оттого многие дворяне, не желающие, чтобы их лицезрели, сидели в глубине, скрытые от посторонних глаз. Близость молодого человека была для нее омерзительна.

— Отойдите, милостивый государь, — строго произнесла она.

— И не подумаю, — бросил тихо Алекс.

В следующий момент он выбросил руку вперед и, схватив Машу за запястье, заломил ее руку за спину, прижав молодую женщину к себе.

— Пустите! — воскликнула Маша, чувствуя боль в руке, которую сжимала железная хватка молодого человека. Подняв на него глаза, пылающие негодованием, она начала вырываться из его объятий, не понимая, как очутилась в этой гадкой ситуации. Он опустил вторую руку и умелым движением спустил платье и тонкую сорочку с ее плеча. Маша в ужасе ахнула, когда ее правая грудь оказалась обнажена и словно покачивающийся от движения упругий сосуд встала над вырезом.

— Я так и думал, она прекрасна… — произнес глухо Алекс, сжав сильными пальцами белоснежное полушарие. Тут же прижав молодую женщину боком к своей груди, он начал тискать ее выпуклую упругую плоть, заметив родинку чуть ниже ее розового соска. — О, какая пикантная штучка…

Маша сильно выгнулась назад и свободной рукой попыталась ударить его или оттолкнуть Он же втянул ее в глубь ложи в еще больший мрак.

— Уберите руки, гадкий повеса! — захрипела Маша громким шепотом. Она осознала, что, возможно, в соседних ложах уже услышали непонятный шум.

— Вы же развлекаетесь с моим отцом, — взвился Алекс. — Небось, перед ним вы не жеманитесь и сами юбку задираете?! Отчего же не желаете получить удовольствие и от меня?

Услышав последнее оскорбление, Маша задрожала от гнева, и у нее появились новые силы. Она вспомнила время, когда жила в таборе цыган, и ей приходилось отбиваться от еще более наглых мужчин. Ее тело вмиг напряглось, и она нанесла несколько ударов коленом Алексу по икрам и бедрам, попав в болезненные места. В этот же момент до крови впилась ногтями в удерживающую ее руку. В довершение всего она потянулась вперед и впилась зубками в шею Александра. Совершенно не ожидая такого дикого отпора, он выпустил ее из рук, отшатнувшись. Тут же она залепила ему две звонкие, сильные затрещины и гневно произнесла:

— Самонадеянный болван! Я не ваша крепостная девка!

Устремившись к двери, она дернула ручку и услышала ошарашенную фразу Александра за своей спиной:

— Дикая кошка!

Выбежав в пустынное фойе, Маша на ходу оправляла лиф платья, ощущая, что сердце сейчас разорвется от негодования и возмущения.

Озираясь по сторонам и чуть приподнимая юбку, она стремительно побежала по безлюдному ярко освещенному фойе театра, надеясь увидеть Невинского. Ее ноги в шелковых бальных туфельках легко преодолели расстояние до парадной лестницы, и она склонилась над перилами, всматриваясь в лестничный пролет. Огромный бело-золотой холл театра был пуст, не считая нескольких слуг, которые следили за горящими свечами. Поджав губы, она опечалилась, понимая, что Невинский, возможно, вообще уехал. Почти бегом Маша направилась к окну и, отодвинув тяжелую портьеру, устремила взор на освещенный факелами двор и прилегающую улицу.