Иностранка

Михаил проснулся рано утром с гудящей головой. Бренди явно не пошел ему на пользу. Беспробудно проспав весь вечер и ночь, Невинский проснулся на рассвете, когда едва вставало солнце. Сев на постели, он увидел, что даже не разделся и, словно мужлан, валялся на кровати в дорожных сапогах, в которых вчера наведывался в соседнее поместье. Панталоны и рубашка были измяты, а шея и тело ныли от неудобной позы, в которой он проспал всю ночь. Он встал на ноги, подошел к зеркалу. Глаза его были красными и опухшими, лицо помятым. Он несколько раз умылся холодной водой, намереваясь прийти в себя. Все же с сомнением оглядев себя в зеркале, он решил, что его вид неприемлем, Мари не должна увидеть его таким, опухшим, с налитыми кровью глазами. Невинский решил не выходить к завтраку. К обеду, спустившись вниз, он поел в одиночестве, пока дети занимались в классе, и поехал кататься верхом. Только к вечеру он появился в гостиной, после ужина, когда гувернантка с подопечными читали перед камином книгу. Войдя, Михаил остановился на пороге и прошелся по всем изучающим взглядом, на минуту засмотревшись на Мари, а затем повернулся к сыну.

— Мне надо поговорить с тобой, Николай, — повелительно заявил Невинский. — Жду тебя в кабинете.

Затем он вышел. Юноша взвился со своего места и последовал за отцом. Уже спустя несколько минут Николай стоял перед отцом в кабинете, ожидая первых слов Невинского. То и дело Михаил бросал озабоченный взгляд на сына. Николай уже не был мальчиком, он стал юношей, и Невинский прекрасно видел это. К нему нельзя было относиться как к ребенку, у него были иные желания, не такие, как у маленьких детей. Он хотел разобраться в том, что творилось в голове его младшего сына, хотел помочь ему. Ведь именно вчерашний напряженный разговор с Мари заставил его посмотреть на все поступки Николая другими глазами. Он перестал ходить взад и вперед по персидскому ковру и, заложив руки за спину, властно посмотрел на юношу.

— Присядь, — повелительно сказал Михаил. Тот послушно опустился в кресло. — Николай, тебе уже четырнадцать, ты становишься взрослым. Вчера я нашел у тебя альбом.

— Но отец, — начал Николай. — Я больше не буду это рисовать.

— Я не про это, Николай. Я раскаиваюсь. И прошу прощения у тебя за то, что наказал тебя вчера.

Николай удивленно поднял на отца глаза.

— Ты просишь у меня прощения, папа? — изумился юноша.

— Да. Ты сможешь простить меня?

Николай несколько раз моргнул. А затем, вскочив, бросился в объятия отца.

— Папа, конечно же, я прощаю тебя!

Невинский, ласково гладя сына по непослушным темным вихрам, произнес:

— Ну, вот и славно. Впредь я постараюсь сдерживаться.

— Я люблю тебя, папа, — прошептал Николай, уткнувшись лицом в широкую грудь Михаила Александровича.

— Я хочу знать одно, Николай, — заметил Невинский. — Эти образы, нарисованные твоей рукой, как часто они терзают тебя? — Юноша смутился и, опустив глаза, не смог ничего ответить. — Если хочешь, я могу отвезти тебя в одно заведение. Там есть женщины, ты сможешь остаться с одной из них, и она научит и покажет тебе все, что нужно знать…

— Нет! Нет! — Николай яростно перебил отца. Невинский замолчал, непонимающе глядя на сына сверху вниз.

— Но я хочу лишь помочь тебе.

— Нет, я не хочу. Не хочу никакую женщину! — захныкал испуганно Николай. — Я же пообещал тебе, что больше не буду это рисовать!

— Ну хорошо, успокойся, — напряженно сказал Михаил. — Не хочешь, не поедем. Но пообещай мне, что как только заметишь, что тебе нужна женщина, скажешь мне? Обещаешь? Я не хочу, чтобы ты был несчастлив.

Он отстранил сына, который был ниже его на полголовы и улыбнулся. Николай, улыбаясь в ответ, произнес:

— Папа, сейчас ты похож на себя прежнего. В последние месяцы ты очень изменился. Ты почти перестал играть со мной и с Наташей. Все время занят, а когда разговариваешь, все время недоволен. Помнишь, как нам весело жилось при маме?

— Это было в прошлом, сынок, — ответил, нахмурившись, Невинский. — Разве Мари не проводит с вами много времени? Тебе она не нравится?

— Мари хорошая, но ей не сравниться с мамой, она другая. Мама была веселая и добрая. А Мари печальная. Она словно все время в своих мыслях. Занимается с нами, играет, учит, но все же я скучаю по маме…

— Это нормально, сынок. Мать никто не может заменить. Но ее уже не вернуть, и ты должен смириться. Я постараюсь уделять вам с Наташей больше внимания.

— Спасибо, папа.

— Хочешь, поедем завтра после обеда кататься верхом?

— Да, с радостью! — воскликнул юноша.

— Тогда договорились. Ступай, мне надо ответить на пару писем, что пришли на этой неделе.

Николай согласно кивнул и направился к двери. Отец окликнул его и спросил:

— Ты уверен, что не хочешь поехать со мной к девушкам?

— Уверен, — твердо кивнул Николай.

— Ну, как хочешь, — вздохнул Невинский, смотря вслед сыну.

Едва Николай исчез за дверью, выражение лица Михаила изменилось и приняло более напряженное выражение.