Иностранная коллегия

В связи с большим успехом Иностранной коллегии Жак Елин и Михаил Штиливкер стали выдвигать план вооруженного восстания. Они горячо доказывали, что следует, не дожидаясь прихода Красной Армии, призвать одесских рабочих к оружию и при поддержке распропагандированных солдат и матросов антантовских войск восстановить в городе Советскую власть.

План был заманчив, но нереален. Члены областкома партии видели, что в нем много революционного пыла и романтики, однако мало учитывается ряд важных условий, необходимых для захвата и прочного удержания власти в городе. И без того было ясно, что дни антантовской интервенции сочтены, к Одессе неуклонно двигались части Красной Армии, успеху которой способствовала в значительной степени утрата боеспособности распропагандированных подпольщиками иностранных войск. Следовало ли в этой обстановке браться за подготовку вооруженного восстания, которое могло стоить большой крови одесских рабочих, привести к гибели многих нужных партии товарищей, а главное, не дать желаемого результата?

Областком решил отклонить предложение о восстании, но, делая уступку ряду работников Иностранной коллегии, согласился провести совещание представителей всех революционных «групп действия» французских частей и кораблей с участием членов областкома партии, военно-революционного комитета и Иностранной коллегии, чтобы убедиться, насколько готовы эти группы к серьезному выступлению. Вся подготовка совещания, назначенного на воскресенье 2 марта, поручалась президиуму Иностранной коллегии. Его участники должны были вечером собраться в кафе Скведера на Гаванной улице, дом № 7.

Но случилось непредвиденное. Михаил Штиливкер перепутал день созыва совещания и сообщил по воинским частям и на корабли, что оно состоится в субботу 1 марта. Эта ошибка обнаружилась всего лишь за день до совещания. Штиливкер, Елин и ряд других работников были срочно направлены в воинские части для оповещения о правильном сроке. Последовавшие затем события показали, что эта ошибка спасла от гибели многих руководящих работников одесского подполья.

1 марта днем заседал президиум Иностранной коллегии, на котором еще раз были уточнены вопросы для обсуждения на совещании. У всех было приподнятое, бодрое настроение, никому не приходила в голову мысль о надвигающейся смертельной опасности. Тревожились только по поводу того, что из-за допущенной Штиливкером ошибки на совещание могут явиться не все представители. В условиях постоянной слежки, конспирации приятно было почувствовать себя в среде верных друзей и товарищей, с которыми можно поговорить по душам, поделиться своими мыслями и планами на будущее. Расходиться никому не хотелось, слушали Жанну Лябурб, которая вдохновенно говорила о ближайших перспективах:

— Несомненно, революция скоро победит. Тогда я обязательно вернусь во Францию. Я хочу рассказать всем правду о русской революции, разоблачить грязную ложь буржуазии. Это моя заветная мечта!

После заседания президиума Жанна Лябурб и Стойко Ратков отправились на Пушкинскую улицу в дом № 24. Жанна снимала небольшую комнатку в квартире старухи Лейфман, у которой было три дочери. Стойко жил в другой квартире, но любил проводить свободное время в обществе Жанны и дочерей ее квартирохозяйки. И на этот раз он по обыкновению зашел скоротать часок-другой с приятными ему людьми. Все оказались дома: хозяйка квартиры беседовала со своим знакомым Л. Швецом, пришедшим по какому-то делу, ее дочери Вера и Геся тихо разговаривали между собой, Роза старательно выписывала что-то из учебника французского языка, которому взялась обучать ее Жанна. И вдруг двери с шумом распахнулись и в квартиру ворвались 11 вооруженных французских и белогвардейских офицеров. Скомандовав «руки вверх», контрразведчики стали обыскивать обомлевших от неожиданности людей, переворачивать в квартире все верх дном. У Жанны обнаружили один экземпляр газеты «Le communiste», несколько брошюр политического содержания и старые одесские газеты. Белогвардейский офицер обратил внимание на раскрытый учебник французского языка и набросился на девушку:

— Ты — большевичка! Готовишься, небось, агитировать французских солдат,— и ударил ее по лицу.

Старушка-хозяйка заплакала. К ней бросился другой офицер и, угрожая револьвером, заорал:

— Молчи, сволочь, расстреляю!

Результаты обыска явно не удовлетворяли контрразведчиков, они искали деньги, оружие, но ничего такого обнаружить не удалось.

— Где деньги, которые ты привез из Москвы? — тыча Раткову в лицо револьвер, допытывался белогвардеец, руководивший обыском.

— Ни о каких деньгах я не знаю, а в Москве никогда не был,— спокойно отвечал серб.

— Ничего, у нас скажешь! Обязательно скажешь!