Иностранная литература: тайны и демоны

Мораль Туве Янссон одна, и мораль очень простая: если тебя что-то пугает, пойди этому чему-то навстречу, – и ради этого Янссон идет даже на некоторые уступки. К примеру, в «Папе и море» всякий нормальный читатель понимает, что в сюжете есть натяжка. Когда Муми-тролль выходит к страшной Морре, которая замораживает все вокруг, и устанавливает с ней доброжелательные отношения, это, конечно, неправильно. Так быть не должно. Во всякой сказке должен быть центр зла. Но когда мы узнаем, что Морра просто очень одинока (помните страшный вой Морры в мемуарах Муми-папы?), потому ее и тянет к свету, к теплу, мы понимаем Муми-тролля. Когда Муми-тролль представил себе эту Морру, которая никогда не согреется, которую никто не любит, он пожалел ее. Сначала он приносит ей свет – каждую ночь идет на берег со штормовым фонарем и ждет, пока она не наглядится. Потом, когда у муми-троллей кончился керосин, он приходит уже без фонаря, а Морра этого даже не заметила, она радуется самому Муми-троллю.

И вдруг Морра запела. Она затянула свою веселую песню, раскачиваясь взад-вперед. Юбки ее развевались, она кружилась, топая по песку, изо всех сил стараясь показать, что она рада его приходу. Муми-тролль шагнул вперед. Он был ужасно удивлен. Сомневаться не приходилось – Морра была рада видеть его. Ей было наплевать на штормовой фонарь. Она радовалась, что Муми-тролль пришел встретиться с ней. Она танцевала, а он стоял как вкопанный. Потом она побрела прочь вдоль берега. Когда она исчезла, он опустился на песок и потрогал его. Песок был такой же, как всегда, не заледенел и не съежился[112].

Конечно, это сильная натяжка, но в этом вся Туве Янссон. Если перед тобой ужас – шагни этому ужасу навстречу, и он для тебя споет и спляшет. Это абсолютно скандинавская мужественная модель отношения к миру, но Туве Янссон пишет так, что оценить это может только ребенок. Взрослый пройдет мимо этого стилистического чуда, а мы, вечные дети, благодаря ей до сих пор этому радуемся.

И еще одна здравая догадка Туве Янссон. «В конце ноября» ее Филифьонка решает вымыть окно на чердаке. Она вылезла на крышу – это после дождя-то! – поскользнулась и упала бы, если бы лапами не уперлась кое-как в желоб водостока.

Она опустила глаза и увидела землю далеко внизу, от ужаса и удивления у нее свело челюсти, и она не могла кричать. Да и звать было некого.

Дело в том, что Филифьонка благополучно избавилась от многочисленных родственников и докучливых друзей, поэтому теперь она могла сколько душе угодно падать с крыши. Это глубоко русская ситуация. Филифьонке только чудом даровано спасение, и, когда она юркает в распахнутое ветром окно, в ее мире наступает преображение. Она все видит как бы заново. Она видит, что абажур у нее был не скучно-коричневый, а ярко-красный. Она видит, как прекрасна посуда в ее доме и, кстати, как эта посуда избыточна. Филифьонка открывает шкаф, чтобы сварить себе кофе, и думает: «…слишком много посуды. Ужасно много кофейных чашек, слишком много кастрюль и сковородок, горы тарелок, сотни других кухонных предметов – и все это лишь для одной Филифьонки!» И в ее душе происходит некая спасительная подвижка. «“Я стану совсем другой, вовсе не филифьонкой…” – думала Филифьонка в безнадежной мольбе». Почему в безнадежной? А потому, пишет Туве Янссон, «что филифьонка может быть только филифьонкой и никем другим». И действительно, сколько бы мы ни перевоспитывали тех или иных наших, условно говоря, друзей или нашу родину, она всегда будет тем, чем она может быть, нас изменить невозможно. Хотя, может быть, и можно? Все-таки мы не до конца филифьонки. Все-таки остается надежда, потому что в конце повести все герои немножечко преображаются.

В начале шестидесятых Туве Янссон решила больше не писать про муми-мир, и только ее подруга-партнерша Тууликки Пиетиля, тоже художница, та, которая выведена в образе Туу-тикки, заставила ее написать «Папу и море» и «В конце ноября» – две лучшие, наверное, сказки цикла. Но уже и в ранних вещах поражает одно исключительное умение Туве Янссон – она умеет и любит нагнетать страшное, нагнетать ужасное. Когда в «Муми-тролле и комете» появляется Ондатр и говорит: «Это неестественный дождь», – нам уже здорово страшно, а уж после, когда происходит чудо с грушами для маминого варенья, которые сами разложились в виде звезды с хвостом, всякому ребенку становится понятно: э, ребята, в Муми-доле что-то не так. А потом в небе появляется и рдеет маленькая красная точка. Бесконечно далеко в черном космосе появляется предвестие ужасной катастрофы – это комета несется к земле стремительно и неотвратимо. «Согласно моим расчетам, – говорит профессор, – комета должна коснуться Земли вечером седьмого октября, в восемь часов сорок две минуты или, возможно, на четыре секунды позднее».