Иностранный легион. Молдавская рапсодия. Литературные воспоминания

Еще задолго до войны само французское правительство избегало празднеств в день четырнадцатого июля, ограничивало их, притесняло, а то и вовсе запрещало. Республике запрещалось праздновать день своего рождения!.. Старая бабушка стала старой ведьмой. Она плохо спала по ночам: ей снились коммунисты

—' Помнишь, — сказал Жан-Ришар, — на этот день в Париж приезжала масса иностранных туристов — просто поглазеть. Они говорили, что четырнадцатого июля якобы особенно ярко сказывается национальный характер французов. Мол, французы любят веселиться. Такой они народ.

Мне послышалась какая-то нотка обиды в его голосе.

— Это разве неправда? — спросил я.

— Это половина правды, — отрезал Жан-Ришар.— Национальный характер французов сказался не вечером четырнадцатого июля 1789 года, когда они танцевали на развалинах Бастилии. Он сказался немного раньше — утром этого дня, рано утром, когда народ пошел на штурм неприступной крепости. И не забывай, народ не имел никакого оружия, ничего, кроме ярости и надежды. Многие хотят забыть эту подробность, но такая забывчивость плохо пахнет. Она рассчитана на то_? чтобы принизить подлинный характер французов, величие французского народа. Ты меня понял? Сначала была повержена Бастилия, и только потом французы водрузили на развалинах плакат с надписью: «Здесь танцуют». И народ танцевал. Он проверил себя на трудном деле и радовался своей силе. Можешь ты это понять?

Блок прервал себя.

— Похоже, что я держу речь на митинге? — сказал он и сам рассмеялся.

— Похоже! — признал я.

После небольшой паузы он все-таки прибавил, хотя и более спокойно:

— Ничего! Франция еще будет танцевать! И до упаду!..

5

Приехал с фронта один мой приятель, служивший в дивизионной газете. Он рассказал любопытный случай.

В дивизию прибыла группа артистов. Исполняли отрывки из «Человека с ружьем» — главным образом сцены, в которых участвует Ленин. С утра загримировались и выехали в войска, на передовые. За день успели выступить два раза, — дни стояли короткие.

Солдаты смотрели и слушали затаив дыхание.

Любопытно, что оба раза, когда представление кончалось и грузовик, только что служивший сценической площадкой, снова готовился к отъезду, солдатская масса, точно опомнившись, начинала кричать:

— Ленина! Ленина!

— Пусть выступит Ленин!

— Пусть Ленин скажет слово солдатам!

— Ленина давай!

Было что-то трогательное и волнующее в этой наивности. Ведь солдаты знали, что перед ними актер. Почему же они требовали, чтобы актер произнес речь как бы от имени Ленина? Какая психологическая пружина здесь сработала?

Я рассказал эту историю Блоку, когда мы возвращались из радиокомитета. У дверей «Националя» я закончил свой рассказ.

— Это великолепно! — воскликнул Жан-Ришар.— Просто великолепно! Это из тех вещей, которых никто не придумает. Никакой писатель! Так бывает только в жизни!

Было поздно. Я попрощался и ушел.

Встречаемся на другой день.

— Вчера я весь вечер думал об этих твоих солдатах, которые хотели послушать Ленина, — сказал Жан-Ришар.— Огромная тема: взаимоотношения между народом и государством. Сейчас я тебе что-то расскажу. Ты знаешь, что во время войны французское правительство внезапно вспомнило о Руже де Лиле? Слыхал? Его прах перенесли во Дворец инвалидов, где лежит Наполеон. Ты слыхал об этом? Автор «Марсельезы» умер забытый всеми. Спохватились спустя восемьдесят лет после его смерти и потащили во Дворец инвалидов. Воздали почести! Чего вдруг? Очень просто! Народу осатанела война, в армии пошли бунты и мятежи, в тылу то же самое. Тогда понесли Руже де Лиля. Вроде как в деревнях устраивают крестный ход. Ты когда-нибудь видел крестный ход во Франции?

Я сказал, что видел крестный ход и в Бретани, и в России и знаю, что это такое.

— Но в деревнях за крестным ходом идут крестьяне — народ пускай темный, но во всяком случае искренний, верующий. А в Париже, когда тащили Руже де