Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)

В отличие от правлений «Зингер и Кº», противозаконная деятельность которых перед Первой мировой войной так и не нашла своего окончательного подтверждения, шпионаж со стороны персонала «Института Шиммельпфенга» был доказан агентурным путем. Контрразведчики сумели выяснить истинное (преступное) предназначение этой конторы, определить канал переправки разведывательных депеш в Германию, и самое главное, установить контакт с эмиссаром германской агентурной разведки.

2) Никто из руководителей торгово-промышленных, страховых и иных компаний, занятых в частном и государственном секторе российской оборонной индустрии, состоявших на учете в контрразведке, так и не был привлечен к уголовной ответственности до войны. Это говорит о том, что в межвоенный период у спецслужб, органов правоохраны и юстиции не было исчерпывающей доказательной базы, изобличающей виновность немецких (и частично российских) предпринимателей. Контрразведчики не смогли сделать главное – выявить их личные криминальные связи с противником. А так как не было неопровержимых оснований, указывавших на то, что немецкие фирмы являлись структурными элементами национального военного ведомства Германии в России, то, следовательно, не могло быть и речи о преступном умысле членов их правлений. Поэтому любое проявление шпионажа, вынесенное на обсуждение в ходе судебного слушания, можно было легко оспорить, сведя его к незнанию, неосторожности, безразличию, халатности, беспечности или легкомыслию обвиняемого (подсудимого). Подобные процессы не могли иметь судебной перспективы.

Отсутствие конкретных фактов, уличающих немецких предпринимателей (в том числе тех из них, кто имел русское подданство) в совершении противоправных деяний, не стало поводом для инсценировок или поиска государственными органами путей искусственного преувеличения масштабов и результатов их разведывательной деятельности и провоцирования тем самым массового психоза (шпионофобии) среди населения. Подозрения в шпионаже не распространились на тысячи рабочих и служащих немецких компаний, в большинстве своем отличавшихся добронравием, трудолюбием и законопослушностью. Не было ни одного сфабрикованного уголовного дела, сфальсифицированного судебного процесса. Престижность и привлекательность немецких промышленников и капиталов в российских (столичных) деловых кругах не пострадала.

3) Фигуральные и наделенные ярко выраженной эмоционально-негативной окраской специальные термины русской контрразведки («шпионские сети», «очаги шпионажа», «шпионские гнезда», «сеть разведочных органов и постов» и пр.), часто встречающиеся в меж– и внутриведомственных диалогах, были заимствованы из двух первоисточников. Прежде всего, из профессионального сленга начальников разыскных учреждений Департамента полиции МВД (см., к примеру, Приложение 6) и из речей журналистов. В начале XX в. некоторые газеты и журналы высказывались о сетевом характере построения немецкого шпионажа в Париже и Лионе перед Франко-прусской войной 1870–1871 гг. и японского шпионажа в дальневосточных городах России незадолго до начала Русско-японской войны 1904–1905 гг.[257]

Предвзятое отношение отдельных российских историков к лексикону отмеченных государственных органов обусловлено, как нам представляется, необоснованной и не всегда осмысленной подменой в их трудах разновременных понятий. Используемый дореволюционный понятийный аппарат (представленный выше) порой наделяется «советским смыслом». В поиске аналогии обратимся к эпохе тоталитаризма.

Советская историография в преддверии и с началом Великой отечественной войны повсеместно фальсифицировала отдельные эпизоды в деятельности немецко-фашистской разведки (умножая ее размах и заслуги в борьбе против СССР). Заимствуя терминологию царских спецслужб, – «шпионские сети», «очаги шпионажа», «шпионские гнезда» и т. и., – писатели намеренно возбуждали в сознании широких масс сограждан шпионофобию. Результатом иррационального неконтролируемого страха перед потенциальным немецким агентом должна была стать ответная защитная реакция человеческого организма – повышенная бдительность (осторожность и осмотрительность), а также нетерпимость к врагу