– Я бы рад предложить другой вариант, но подселенцев изгоняют только так. Извлечь духа без ущерба для жертвы под силу только одному магу. И даже если бы каким-то чудом он согласился нам помочь, мы теперь знаем, что он мёртв, и это невозможно.
– Может, отвезём её домой, к родителям? – Предложил Шут. – Там живёт ведьма, которая лечила её с детства. Вдруг она знает, как помочь?
– Сколько ещё ты сможешь удерживать Еву в состоянии сна? – спросил моряк у доктора.
Мориус посмотрел на часы.
– До пробуждения осталось часа 2.
– Не успеем, Шут. – Вздохнул капитан и повернулся к Мориусу, – а можно ли вкалывать снотворное часто, но малыми дозами? Чтобы мы успели доплыть до её острова.
Лорд измерил пульс, послушал сердцебиение пациентки.
– Нет. – Заключил он. – Сейчас её сердце бьётся медленно и слабо. Если не дать ему передышку, оно остановится. Любая доза, вколотая без перерыва на несколько часов, убьёт её.
От этих слов у Шута в груди похолодело. Он нервно сглотнул.
– Я против. – Его голос дрогнул. – Давайте отпустим его. Пусть идёт, куда хочет!
Мориус, нависший над постелью больной, словно жуткий истукан, одними лишь глазами наблюдал за разволновавшимся Шутом. Лорду нечего было предложить. Имея внушительный опыт работы с одержимыми, он не знал иного выхода, однако не мог дать никаких гарантий. Никто не мог.
Стром закурил трубку и зашагал по комнате.
– Если он отправится вершить свою месть руками Евы, она не простит нам этого. – Взволнованно сказал он. – Шут, я переживаю не меньше твоего! Но кому, как не тебе известно, как мерзко отвечать за то, чего ты даже не делал! И ты позволишь какому-то сумасшедшему мстителю, швыряющемуся огнём, использовать её тело в своих целях? Ты, как никто другой понимаешь, как важно иметь возможность распоряжаться собой по своему усмотрению. Только вы трое хотя бы понимаете, что варитесь в одном сосуде, а она даже не осознаёт себя!
А ведь, правда. Сколько времени пройдёт, прежде чем она сможет пробудиться? Разве это жизнь? Могла ли Ева предполагать, насколько пророческими были её слова, когда она сообщила о готовности умереть, только бы не быть чьей-то марионеткой? Килан единственный из присутствующих понимал, какое отчаяние порой вызывает невозможность быть хозяином самому себе; он часто чувствовал стыд за действия старшего брата и ненавидел его за это. Раснария при всей его отзывчивости, гордости и великодушии, был очень самовлюблённым и тщеславным, падким на похвалы и лесть, а также крайне неразборчивым в связях. Считая себя темпераментным красавцем, он охотно дарил женщинам свою ласку. Эдакий дамский угодник. Во всех его действиях Шут видел неуёмную жажду быть любимым всеми вокруг. При этом Раснар был хорошим и добрым другом. Но Шут всё равно считал его двуличным и слабым, бесконечно страдая от нахождения с братом в одном теле. Раснария же отвечал на презрение брата ненавистью: Шут сильно мешал ему получать от жизни все доступные удовольствия. Жизнь двух братьев в одном теле являла собой нескончаемую борьбу.
А вот Сомбер всегда понимал Шута. Пожалуй, не будь Раснарии, Шут мог бы мирно соседствовать в одном теле с младшим братом. Они всегда могли договориться между собой. Килан доверял музыканту и защищал от нападок Раснара, когда тот обвинял Сомбера в излишней пассивности.
Шут бросил взгляд на Еву. Какая же она бледная! Наверное, это из-за снотворного. Шут позволил себе слабость: он сел на край кровати и взял девушку за тонкую руку. Вот бы всё стало, как раньше… Она бы открыла глаза, обвела присутствующих своим добрым наивным взглядом и смущённо улыбнулась, поправив свои тёмно-рыжие локоны. Они пили бы чай в гостиной все вместе, рассказывали истории, смеялись, строили планы. И он бы никогда больше не оставил её одну.
«Решайся, брат» – услышал Шут в голове голос Сомбера.
– Мы проголосуем, – Шут поднял взгляд на друзей, – нас пятеро. Каждый скажет, что думает. Мориус, – он обратился к лорду, – ты первый.
– Когда человек одержим, необходим обряд экзорцизма. Я голосую «За». Обещаю сделать всё, что в моих силах.
– Я верю Мориусу, – отозвался Сомбер, – я тоже «За».
– Я помню, как Мориус отважно спасал моих матросов, – сдавленно сказал Стром, – он не допустит её смерти. А Ева не хотела бы делить тело с призраком. Голосую «За».
– А я против! – резко сказал Раснария, – это опасно. Она может погибнуть.
Остался Шут. Трое проголосовали за проведение обряда. Тем не менее, его ответа ждали, словно тот был решающим.
– Когда она проснётся, – Килан нервно поскрёб пальцами грудь, – мы посмотрим, она ли это. И если нет, проведём обряд.
Мориус встал.
– Тогда мы должны подготовиться, – сказал он, – Стром, ты набери в ванну воды, я схожу за книгой, а ты, Шут, отнеси вниз одеяла.
Всё было готово. Огромную глубокую ванну наполнили тёплой водой. На одеяла, расстеленные рядом, положили спящую Еву. Свет проникал в помещение сквозь широкое окно с матовым стеклом. Свечи и лампы не зажигали: за окном уже забрезжил рассвет.
Мориус стянул с пальца кольцо и, продев через него шнурок, надел на шею девушке.