Вокруг мягким шёлком колыхалась трава. Приятно гладила лицо и босые ступни. Я лежал, раскинув руки и ноги, и никак не мог наглядеться на небо. Пронзительно, неестественно голубое с белыми барашками облаков. Глаза немилосердно слезились, не понять, то ли от солнца, которое ярким желтком висело над горизонтом, то ли от счастья. Солнечные зайчики, пробиваясь сквозь изумрудную листву деревьев, плясали на моём лбу и щеках, как мягкие ладошки, смывая страх, ужас и отвращение от Города и самого себя. Мне было спокойно. В первый раз за долгое-долгое время. В голове мелькали смутно знакомые лица: худое, с неестественно широкой улыбкой; отвратительно толстое с жадными глазами и сальными волосами; женское, ввалившиеся глаза и покорно-отсутствующее выражение; мерзкого вида гниющий коротышка, без половины зубов, покрытый мокрыми язвами; безумно красивая, хотя и испуганная женщина, чью голову пламенем ласкали ярко-рыжие пряди… Всё было не важно, лица таяли, оставляя лёгкий привкус эмоций, слишком слабый, чтобы отвлечь меня. Я растворялся в запахе земли, шелесте трав, в свете солнца. Я сам становился светом…
«СКРИИИП!»
Меня будто окатило ледяной водой. На солнце набежало облако и стало зябко. Лица вернулись, вместе с памятью. Я в панике вскочил, понимая, что чуть не потерял рассудок, в очередной раз. Вокруг, во все стороны, тянулся парк и ни следа границы с Городом. Зелёные деревья, ласковый свет, мягкая трава, посыпанные песком дорожки. Всё прекрасно. Всё дышало миром и покоем. Но звук повторился, жуткий, отвратительный, превращающий окружающее в декорации для ужаса.
«СКРИИИП!»
Я поднял арбалет с земли и повернулся в сторону, откуда слышал звук. Песчаная, желтоватая дорожка бежала вперёд, мимо круглой полянки, на которой я оказался и, петляя, терялась за группой деревьев. Звук шёл оттуда.
Медленно, заставляя тёплые песчинки поскрипывать под пальцами, я пошёл вперёд, на ходу прилаживая к арбалету стрелу. Вся идиллическая картина вокруг теперь казалась обманом. Я настороженно вглядывался в тени приближающихся деревьев, но те только умиротворённо шелестели: «Здесь всё в порядке, здесь всегда всё хорошо…»
Подходить к рощице не хотелось, поэтому я обошёл её по противоположному краю тропинки, примыкавшему к очередной поляне с ярким, хотя и пустым сувенирным киоском. Рощица скрывала от глаз небольшое круглое озерцо, в котором ленивыми рыбами проплывали отражения редких облаков. На берегу была небольшая бетонная площадка, усыпанная горками, качелями и каруселями, пестрящая яркими красками. И абсолютно пустая. Я, немного успокоившись, опустил арбалет…
«СКРИИИП!» – ярко зелёная карусель, на которую я смотрел, лениво сделала четверть оборота и замерла, заставив меня снова вздрогнуть, будто по позвоночнику провели ледяным когтем. Тут всё словно проснулось: несмело, но всё быстрее, начали раскачиваться качели, карусели завертелись, горки легонько тряслись.
«СКРИИИП! СКРИИИП! СКРИИИП!»
И, слабо-слабо, слышался детский смех. Безумно счастливый смех. Было жутко, необъяснимо, неестественно жутко. Мои зубы застучали, арбалет выплясывал в руках. Тут, боковым зрением уловив какое-то движение в деревьях, уже не раздумывая от ужаса, я повернулся и выпустил стрелу в мелькнувшее среди стволов белое пятно.
С глухим стуком болт вонзился в дерево. Там ничего не было. Только смех стал громче. Забыв про стрелу я побежал, потеряв голову от страха. Мимо мелькали деревья, скамейки и мостики через затопленные канавы. Солнце висело на одном месте, будто издеваясь. В ушах всё так же смеялись невидимые дети. С боку, тут и там, мелькали маленькие фигурки, но, стоило приглядеться, как они исчезали. Наконец (не знаю, сколько я пробежал) боль в ногах и отдышка заставили меня остановиться. Уткнувшись лбом в колени, я пытался отдышаться.
– Привет.
Резко, так что в глазах потемнело, я выпрямился и успел заметить на скамейке справа девочку в белом платье, болтающую не достающими до земли ногами. Моргнул – и она пропала, оставив эхо своего голоса гулять вокруг. Но я успел разглядеть очередную ужасающую деталь – глаза на миловидном личике были совершенно белыми, будто затянутыми катарактой. Смех стал громче. Я уже разбирал отдельные слова. Потряс головой – не помогло. Дети вокруг всё так же щебетали.
Рядом возвышался позеленевший фонарный столб, с единственным указателем. Старая фанерная табличка выглядела, будто кто-то долго и упорно тёр её наждаком, если там и было когда-то что-то написано, то сейчас от этого не осталось и следа. Но с краю, искусно выточенная из тёмного дерева, торчала когтистая рука, указывающая дальше, вдоль тропинки. Изъеденная жучком древесина казалась чуждой в этом солнечном мире, но странно успокаивала меня. Постаравшись отвлечься от голосов я, лёгкой трусцой, побежал дальше.