ИНСАЙТ

Я всё ещё не мог двигаться. Сил хватило только протестующе зашипеть и оскалить клыки, когда тонкая кожа перчатки легла мне на лицо. Пальцы, неожиданно сильные, болезненно сдавили виски и разум затопил потрескивающий, мятный холод. Я почувствовал какое-то родство. То, что делал этот человек (ЧЕЛОВЕК? ХА!) было похоже на то, как я сам, в последнее время, вторгался в чужие мысли. Только воздействие было куда более изящным. Я, проникая в разум других, словно обрушивал на их сознание, дикую, бурлящую тёмными эмоциями волну безумия, которая сносила всё на своём пути, оставляя от чужих мыслей корчащиеся в ужасе, изломанные осколки. Так же, только куда более мощно, действовал Звонарь и Расколотые. А здесь, словно мне в мозг с какой-то, хирургической даже, нежностью медленно вводили тонкий ледяной клинок, сепарируя мысли, перебирая и изменяя их. Не было уже привычного голода, жадности и жестокости. Только холодный, математически-абстрактный интерес вивисектора.

В глазах потемнело. Я попытался сопротивляться, но моя тьма была слишком слаба и её, холодно и спокойно разрезали на маленькие, неопасные кусочки, мгновенно забившиеся в щели сознания.

– Посмотрим, что ты за зверёк такой… Кот, да? – слышал я сверху тёмного колодца, в который погружался всё глубже.

– Хм, интересно.

…не безнадёжен.

Возможно…

Да… …рошо.

Зови меня Баута.

И темнота.

…Лиса. Мой Лисёнок. Ноги еле достают до каменного пола кончиками пальцев. Я чувствую, как железные браслеты терзают, грызут тупой болью нежные запястья, пуская по алебастровой коже голодные, кровавые слюни. Я кричу ей прямо в ухо, но она не слышит меня, здесь не слышит. У меня нет здесь ни голоса, ни силы, слишком много света в этом тёмном, сыром подземелье. Могу только наблюдать, хотя старшему (ХОЗЯИНУ) не доступно и это, чем глубже ты во тьме, тем слабее на свету. Люди. Звери на двух ногах, закутанные в белые хламиды. Они приходят два раза за цикл. Первый раз окатывают мою девочку ледяной водой, чтобы она очнулась и кормят. Почти насильно. Потом, через несколько часов, появляется вторая группа. Всегда во главе с огромным бородатым мужчиной, который кажется смутно знакомым. Циклы бегут, будто кто-то ускорил время в десяток раз. Сначала мужчина (ЯКОВ! СУКА!) только говорит. Проповедует, проникновенно и с жаром. Но моя девочка молодец, она не из тех, кто поддастся на красивые слова и забудет о причинённом зле (О МЕСТИ!). Первый раз она плюёт в это самодовольное рыло. Яков никак не реагирует. Он заканчивает проповедь и уходит, забирая единственный фонарь и оставляя Лису в темноте, раз за разом.

Потом настало время «интенсивного» убеждения. Если бы я был там во плоти, милая моя, драгоценная, я бы нарисовал для тебя на стенах прекрасные картины кровью этих сволочей. Я заставил бы их ползать на коленях, вымаливать прощение, пока я вытягиваю (ВЫГРЫЗАЮ!) из них жилу за жилой. Но я могу только смотреть. И беззвучно кричать вместе с тобой, пытаясь хоть как-то разделить эту боль.