Инсбрукская волчица. Книга первая

– Глупая маленькая девочкаааа… – сказала она.

Тон голоса у неё внезапно переменился, она стал гораздо более мягким и женственным. Улыбка была лукавая, а глаза сияли.

– У меня очень много идей, – сказала она, – мы вместе могли бы их осуществить, если ты будешь меня слушаться, я тебя с ними познакомлю.

В это время раздались шаркающие шаги за дверью.

Эстер молнией метнулась обратно в постель и закрылась по шею одеялом.

На золотую коробочку она сверху бросила журнал.

Торчащие из-под одеяла щёки пылали. В глазах горели огоньки.

Вошла пожилая горничная со стаканом молока на подносе. Она что-то бормотала на своём непонятном наречии. Положив руку на голову Эстер, она видимо, хотела проверить, нет ли у девочки жара, но Эстер так сильно вздрогнула, что служанка пролила молоко на поднос.

– Пошла вон, неумеха, криворукая! – закричала Эстер и швырнула в горничную подушкой. Та поспешила удалиться, продолжая бормотать.

Эстер приподняла журнал с золотой коробочки и спросила меня:

– Хочешь попробовать?

– Нет, нет, не надо! – испуганно ответила я.

– Да не бойся, у нас ещё есть, – сказала Эстер, – господин Шульц регулярно приносит кокаин моей матери. Она никогда не следит за своими вещами и постоянно забывает. У неё в разных местах припрятано, уж я-то знаю.

– Но зачем? – спросила я.

– А вот попробуй, тогда узнаешь, зачем.

Трясущейся рукой я взяла щепотку белого порошка и попыталась сделать всё так, как делала Эстер.

– Да не просыпай, – наставляла она меня, – видишь, просыпала? Дорогая вещь!

Я попыталась втянуть носом порошок, но вместо этого неожиданно чихнула. Порошок разлетелся по столику.

– Что ты делаешь?! – закричала Эстер, – ты глупая! Иди отсюда, дура! Уходи!

Вторая подушка полетела в меня.

Я рванулась к двери и вдруг услышала:

– Нет, стой! Ты мне нужна.

Я попятилась.

Эстер снова вскочила с кровати, подбежала ко мне босиком и схватила за руку.

– Подожди, не уходи. Я вспомнила. Где портрет любовника Инги?

Я развязала бечёвку, которой были связаны мои учебники, и достала из середины фотографию в рамке.

Инга швырнула портрет поверх одеяла.

– Шпик какой-то, – сказала она, – как ты думаешь, он не сотрудник спецслужб?

– Не знаю, – ответила я, боясь подходить к ней поближе.

Эстер потеряла ко мне интерес, и, махнув рукой, сказала, не глядя:

– Ну, ты можешь идти. Этот красавчик со мной будет в безопасности.

Она снова залезла под одеяло и подтянула фотографию к себе.

Наутро я пришла в гимназию немного позже обычного, так как ночью очень долго не могла заснуть и утром проспала.

Учителя в классе ещё не было, но все одноклассницы были на своих местах, и я тут же увидела, что по рядам передают украденную мною вчера у Ингрид фотографию.

– Посмотрите, посмотрите, какие усищи!

– Да, можно чистить сапоги вместо щётки!

– Как она целуется с ним? Наверное, он её колет своими усищами!

– Какой нос у него, видно он любит совать нос, куда попало!

Я села за свою парту и спросила у Эстер:

– Зачем ты им отдала?

– А что, – в ответ спросила она, – почему бы и нет.

– Мы так не договаривались!

Мне было жалко Ингу, и я уже жалела, что повелась на провокацию Эстер.

В класс вошёл математик Жердь.

Ученицы дружно хлопнули крышками парт, вставая. Фотография незнакомого мужчины осталась у кого-то на задней парте. На всех переменах потом одноклассницы передавали её друг другу, и каждая добавляла какой-нибудь комментарий. Не знаю, кто и когда пририсовал мужчине на фотографии извилистые рога.

Немецкий был последним уроком.

Инга вошла в класс с выражением маленькой удивлённой девочки.

После приветствия она посадила класс, достала большую чёрную книгу и стала читать нам о уродливой сущности войны, о свободе выбора, о патриотизме…

Мы смотрели во все глаза. Это не был диктант, никогда ещё нашафройляйн не читала нам таких серьёзных вещей.

При этом мне постоянно казалось, что она смотрит в мою сторону.

После окончания чтения она сказала:

– Дети, я прочла вам отрывок из произведения Феликса Зальтена. Это очень талантливый и очень смелый человек. Он писатель, поэт и драматург.

Когда урок закончился, и все стали собираться домой, Инга сказала мне:

– Анна, останься.

Я, потупившись, подошла к учительскому столу.

– А теперь ответь мне, зачем ты вытащила из моего портфеля фотографию господина Зальтена.

– Кого? – невольно переспросила я.

– Господина Феликса Зальтена, писателя, поэта и драматурга, отрывок из произведения которого я читала вам на этом уроке.

– Я не делала этого, – сказала я, глядя в пол, хотя прекрасно понимала, что Инга уже давно сложила два и два, и поняла, что наедине с её портфелем оставалась только я.

В это время у Эльзы Шнайдер, спешившей побыстрее покинуть класс, бечёвка, связывающая учебники, развязалась, и вместе с книгами, прямо под ноги фройляйн Лауэр на пол выпала злополучная фотография с украшавшими её рогами.

– Какая ты всё-таки дрянь. Я считала тебя честной девочкой, – грустно сказала Инга, глядя на меня, и вышла из класса.

Я потеряла симпатию единственного человека в гимназии, который меня поддерживал. «Мерзость», – последнее, что я услышала от Инги.