Инсбрукская волчица. Книга первая

План мне не слишком нравился; несмотря на уверения Эстер, что мне «ничего не придётся делать», получалось, что основная роль доставалась именно мне, и если наша проказа будет обнаружена, воровкой буду объявлена я, а Эстер останется, как всегда, ни при чём. Но, боясь обвинения в трусости, я промолчала. Эстер была какой-никакой, а всё же подругой. Мне вовсе не хотелось возвращаться к Миле Гранчар.

В утреннем коридоре гимназии было пусто. На полу от окон лежали жёлто-розовые квадраты. Я слышала, как поворачивается ключ в замке учительской, и, заглянув за угол, увидела открывающую дверь фройляйнЛауэр.

– Ну давай, вперёд, – сказала Эстер. – Скоро услышишь мой сигнал.

Робко постучав, я заглянула в учительскую. Инга снимала шляпку перед зеркалом.

– Что тебе? – спросила она, поправляя растрепавшиеся при ходьбе волосы.

Я начала что-то лепетать про свою домашнюю работу, каждой клеточкой своего тела ожидая некого, неизвестного мне, сигнала Келлер.

Я ожидала звука падения, кашля, чихания, но не этого. Внезапно утреннюю тишину разрезал дикий визг. У Инги из рук выпала моя тетрадь, и фройляйн опрометью бросилась в коридор.

Я стояла, как вкопанная. Все мои мышцы как будто оцепенели. Невероятным усилием воли я заставила себя потянуться к портфелю, медленно-медленно открыла замочек, который, к счастью, не был заперт, и заглянула внутрь. За дверью послышались стоны.

Среди ученических тетрадей, рядом с завернутым в вощёную бумагу пакетом с завтраком, лежала фотография в простой деревянной рамке. Я вытащила её и увидела представительного мужчину с проницательным взглядом. Быстро сунув фотографию под передник, я защёлкнула замочек портфеля и выбежала в коридор.

В коридоре Инга придерживала голову Эстер, у которой на полном серьёзе изо лба текла кровь. По коридору к нам уже спешили какие-то люди. Эстер закатывала глаза, и вид у неё был умирающий. Я испугалась. Видимо, что-то пошло не так. Однако, когда её уже выносили, Эстер вдруг бросила на меня хитрый взгляд, по которому я поняла, что всё так и было задумано.

От классной дамы мы узнали, что Эстер на санитарной карете была отправлена домой ещё до начала уроков. Что делать с фотографией, я не знала, и спрятала её среди своих книг.

После занятий я поспешила домой к Эстер. Я шла к ней первый раз.

Эстер с матерью жили в съёмной квартире прямо рядом с театром. В театре мне приходилось бывать на благотворительных вечерах, которыми часто занималась моя мать, поэтому дорога была мне хорошо известна.

Никогда раньше я не была в более странном доме. Дверь мне открыла пожилая горничная в накрахмаленном переднике. В руке у неё был недовязанный шерстяной носок.

По национальности она, видно, была француженкой, потому что я ни слова не поняла из того, что она мне говорила. Горничная провела меня по странному помещению, завешенному парчовыми драпировками и уставленному бронзовыми подсвечниками, в роскошную спальню, где среди ковров, огромного количества срезанных цветов и ламп, источающих благовония, на большой кровати под балдахином лежала Эстер с перевязанной головой.

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросила я.

– А, ерунда, – ответила она, махнув рукой.

– Но ведь у тебя была настоящая кровь, я сама видела? – вытаращила глаза я.

– Конечно, настоящая, – возмутилась Эстер, – всё должно было быть правдоподобно. Я часто так делаю, когда не хочу идти в школу. Надо очень быстро крутиться на одном месте в одну сторону, а потом позволить себе упасть на пол и удариться головой. Готово! Это почти не больно.

И слова Эстер, и окружающая обстановка были для меня удивительны. До этого я ничего не знала о жизни богемы. А мать Эстер как раз к богеме принадлежала.

– Где твоя мама? – спросила я подругу.

– Катается, – сказала она равнодушно, – или с Шульцем, или с Миллером.

Я удивилась ещё больше – Шульц и Миллер были уважаемые люди, женатые, обременённые большими семействами, промышленники. Было очень странным, что они, среди дня, почему-то поехали кататься вместе с матерью Эстер, артисткой, выступающей в нашем театре в ролях второго плана.

Эстер заметно забавляло моё удивление.

– Хочешь, что-то покажу? – весело спросила она.

Резво соскочив с кровати, она открыла какой-то ящичек и достала маленькую золотую шкатулку размером не больше монеты в две кроны.

Эстер открыла миниатюрную крышечку, украшенную монограммой из разноцветных камешков, и я увидела, что шкатулочка доверху наполнена белым порошком.

– Что это? – тупо спросила я.

– Билет в царство грёз, – будто чужими словами ответила Эстер, и видя, что я ничего не понимаю, добавила, – Кокаин, разве ты о нём раньше никогда ничего не слышала?

– Нет, не слышала… – сказала я, – а что с ним делать?

Эстер взяла маленькую щепотку порошка, насыпала тоненькой полоской на театральную программку, лежащую на столике, и закрыв одну ноздрю себе пальцем, второй ноздрёй втянула порошок в нос.

Это действие показалось мне настолько странным и противоестественным, что я легонько вскрикнула. Мелькнула мысль, не сошла ли Эстер с ума.

Но она посмотрела на меня и расхохоталась.