Инсбрукская волчица. Том первый (СИ)

Дойдя до конца аллеи, я вдруг не стала переходить на другую сторону, а пошла дальше по улице. Проходя мимо гимназического двора, я услышала тонкий едва слышный звонок на урок. Не громче комариного писка. И вдруг меня охватило ощущение невыразимой свободы. Я почувствовала, что я одна на всём свете, и никто не может мне указывать, куда мне идти и что мне делать, никто не может меня обидеть или унизить. Это было совершенно новое ощущение. Я дошла до окраины нашего небольшого городка. Здесь дорога закончилась, и начался холм, поросший молодыми деревьями. Я взбиралась на холм, пользуясь выпирающими корнями деревьев, как ступеньками. Опавшая листва шуршала под ногами. Добравшись до вершины холма, я оглянулась. Город с высоты казался игрушечным. Я вытянула руку и закрыла город ладонью. Вот так бы взять и уничтожить всё, что внизу, и начать всё заново.

С этого дня началась моя тайна.

Уходя из дому, как будто в гимназию, я шла гулять. Я бродила по золотым осенним лесам, собирала огромные букеты листьев, которые потом приходилось выбрасывать, и чувствовала себя свободной. Я никогда не бродила по городу, так как боялась столкнуться с матерью. Когда и куда она пойдёт, я не знала. С каждым годом она взваливала на себя всё больше и больше обязанностей. Она практически перестала улыбаться.

Различные комитеты, женские собрания и помощь неимущим отнимали всё её время.

Родители даже не подозревали о том, чем я занимаюсь все эти дни.

Недели через три с моей матерью на улице столкнулась наша новая классная дама, старая дева, фройляйнГауптманн. Она была существом крайне примитивным и доверчивым. Несмотря на устрашающий внешний вид и зычный голос, для учениц она была скорее положительной переменой. ФройляйнГауптманн остановила мою мать на перекрёстке и начала встревоженно гудеть по поводу моего здоровья, высказывая опасения, что я не смогу нагнать пропущенный материал.

К моему счастью, с этого года у нас в классе появилась новая ученица, Анна Зингер. И когда я вернулась вечером домой, я без труда смогла доказать матери, что фройляйнГауптманн, ещё не зная всех учениц, спутала меня с нею. Родителям и в голову не могло прийти, что я их обманываю. С самого раннего детства они воспитывали меня в духе абсолютной честности и порядочности. На некоторое время мне пришлось вернуться в гимназию. Однако дальше я прогуливала уроки при первой же возможности.

-- М-м-можно выйти? -- сдавленно спросила ЭстерКеллер у учителя истории.

Тот искоса посмотрел на бледную и худую ученицу с небрежно собранными в хвост каштановыми волосами. Вид у Эстер был исключительно болезненный -- лицо всегда такое, словно с похорон пришла. Её часто тошнило. Я видела, как её прямо по дороге в школу вырвало. Время от времени она просилась выйти под предлогом того, что сейчас от духоты упадёт в обморок. "Она симулянтка", -- думала я.

Глаза её, иногда тусклые и невыразительные, в некоторые моменты горели огнём. Настроение менялось без всяких причин. Очень часто её вдруг охватывала необъяснимая злоба, когда она могла наброситься на присутствующих с кулаками и начать царапаться и кусаться.

Сейчас у Эстер с посещаемостью было похуже, чем у меня.

В 4 классе мне разрешили, наконец, пересесть от Милы Гранчар к ЭстерКеллер. Не знаю, насколько это событие повлияло на отношение одноклассниц. Если Гранчар была просто забитой туповатой девочкой, выросшей без матери и не умеющей следить за собой, то ЭстерКеллер была несравнимо больше испорчена. Уроки прогуливала она не так просто, как это делала я, а обязательно заручившись поддержкой матери -- артистки провинциального театра, жалуясь на постоянные недомогания. Так как здоровье у неё действительно было слабое, мать ей верила, вызывала доктора, полуслепого седого старичка, который лечил по старинке, горячими припарками, травяными настоями и соляными прогреваниями. После нескольких дней в постели Эстер разрешалось не ходить в гимназию, а проводить время на воздухе, чтобы "окрепнуть". В эти дни мы ходили с ней по лесам вместе.

-- А помнишь, наша Инга носилась со всеми? С этой чокнутой особенно...

-- Угу, и что?

-- А сейчас ей не до нас -- у неё своя жизнь теперь. Мотается перед зеркалом в перерывах, да улыбается сама себе. Тоже мне, заботливая нашлась...

Эстер точно запихивала голос в нутро, всё время говорила односложно и смотрела на меня с выражением "Чего, мол, пристала?" Впрочем, она всегда и со всеми общалась в такой манере.

Слухи о скорой перемене в жизни Ингрид ходили уже давно. Однажды я сама видела, как в гимназическом коридоре она достала из кармана какую-то записочку, очень долго её читала (хотя что там было читать -- записка была совсем маленькая), при этом блаженно улыбаясь и краснея. Девочки заключали пари на предмет обожания нашей любимой фройляйн. Но кто этот человек, мы до сих пор не знали. В старом кожаном портфеле Инга носила, как мы думали, его портрет.

-- Слушай, я вот что придумала, -- вдруг сказала Эстер, -- давай мы отберём портфель и посмотрим, кого это она там так старательно прячет?

-- Как это -- отберём? -- спросила я.