Прошло не более получаса, но для меня как будто промелькнула целая жизнь, полная необыкновенных открытий. К сожалению, я теперь не могла их сформулировать, но отчётливо помнила, что они были. Поэтому теперь чувствовала лёгкую грусть и желание повторить.
-- В первый раз у всех сильнее, чем потом, -- ответила Эстер, -- но и потом тоже неплохо. Ты меня слушайся, и я тебя иногда буду радовать. А теперь спрячем, мать должна прийти скоро с репетиции. Она без кокаина вообще жить не может. Говорит, что он ей помогает хорошо играть. Между нами, играет она так себе. Хоть с кокаином, хоть без него. Но это не важно, главное правильно выбрать покровителей.
Эстер усмехнулась и подмигнула мне. В тот момент она мне казалась не только совершенно взрослой и чрезвычайно опытной. Она казалась мне всемогущей. Я забыла все прошлые мысли о ней, всё своё слегка презрительное осуждение.
-- Можно я к тебе завтра приду? -- спросила я.
-- Не так часто, -- усмехнулась Эстер, -- ты придёшь тогда, когда я тебя сама позову.
И она вытолкала меня за двери.
На следующий день травля со стороны одноклассниц усилилась. Не знаю откуда, в класс проникла новость, что на фотографии никакой не любовник Инги, а просто какой-то известный писатель и журналист из Будапешта. И что выкрала из портфеля фотографию я. И что именно я объявила известного писателя любовником Ингрид.
Конечно же, рассказала об этом Эстер, до моего прихода в класс. Она от сложившейся ситуации получала необыкновенное удовольствие. Выросшая в театральных кругах, она, как опытный режиссёр, заранее расписала все роли, поставила сцену, подала нужные реплики и теперь с удовольствием наблюдала дело рук своих, как из зрительного зала.
Несмотря на вчерашние развлечения с портретом, мои одноклассницы Ингу по-настоящему любили. Забыть собственную жестокость и бессердечность к ней, им помогала новая жестокость ко мне -- якобы виновнице всего случившегося.
Едва я вошла в класс, там сразу же воцарилась гнетущая тишина. Отовсюду на меня уставились враждебные взгляды. Потом в спину что-то ударило. Я обернулась и увидела потрёпанный учебник истории, лежащий у моих ног. Пока я смотрела на него в недоумении, в меня полетели со всех сторон книжки, кусочки мела, огромный деревянный треугольник, с помощью которого Жердь чертил фигуры на доске. Мне разбили губу. Пытаясь вытереть руками тонкую струйку крови, я только размазала её по всему подбородку. В кармане передника лежал платок, но я о нём забыла.
-- Ууу, вампирша, -- кричали отовсюду, -- вот тебе за нашу Ингу!
И предметы продолжали лететь мне в голову.
Бросив свои книги в классе, я выбежала в коридор и побежала по нему на улицу, прочь от гимназии. Мне казалось, что разъярённая толпа бежит следом, продолжая выкрикивать оскорбления. Сердце выпрыгивало из груди, я плохо соображала. Реветь я перестала давно - много чести.
Так продолжалось несколько дней. Стоило мне показаться в классе, на меня бросались, как хищники на жертву.
А потом... Потом с трудом вырвалась от одноклассниц, набросившихся на меня толпой. Даже кто-то мелкий и злобный стремился выместить на мне всю злость. Вырвавшись, я бросилась беежать. Я стремглав влетела в первую попавшуюся дверь, и на некоторое время остановилась, как вкопанная. Это была лавка того чудаковатого любителя старины, которого все просто звали по имени -- Зепп.
-- Кто здесь? -- недовольно спросил он, надевая очки, чтобы получше рассмотреть нарушителя спокойствия, так сильно толкнувшего дверь, что колокольчики чуть не оторвались.
Я не ответила, я всё пыталась отдышаться, оттого какое-то время просто смотрела в сторону прилавка, откуда всё ещё шёл столб табачного дыма. Мокрые волосы прилипли к моим шее и лбу, с сумки и пальто падали тяжёлые капли.
-- Ах ты, Господи! -- воскликнул лавочник, увидев меня растрёпанную с синяками и ссадинами на лице.
-- Ты чего красная вся? Дышишь ещё, как лошадь... За тобой что, полиция гонится? -- взгляд лавочника стал каким-то неприветливым, даже злым, отчего я попятилась назад, -- Дверь закрой, а то дует, -- неожиданно сменил тему Зепп.
-- Да я это...
-- От кого бегала? Ну-ка признавайся!
-- От одноклассниц, -- с трудом выдавила я.
Зепп присвистнул.
-- Вот так номер! А почему?
-- Они... они пристают ко мне.
-- Каким же образом?
-- В школе прохода не дают. Кричат всякое. Толкаются и дразнят меня.
-- А как дразнят?
-- "Шайба", -- процедила я сквозь зубы. Противно было даже вслух произносить своё гадкое прозвище, -- а ещё "блохастая". Ещё набросились на меня сегодня. "Разыграли" недавно, заперев в шкафу... Я и сказала потом, кто меня затолкал туда, а сегодня они меня подкараулили и вот, лицо всё расцарапали... Да ещё и толкнули так, что я головой в ограду.