Инсбрукская волчица. Том первый (СИ)

Раздражение и внутренняя паника в ней накипали, она уже не могла подавлять их. "Как бы со зла и не проговорилась", -- думала я, глядя на Сару.

-- Да, найдите в этой схеме хоть один изъян, Ватсон, -- развёл руками Бекермайер. -- Одно дело красть незаметно, осторожно, в меру. Ну как детвора лазает в сад за яблоками, собирает подгнившую падалицу с земли, и вряд ли кто заметит пропажу. А тут вдруг целую ветку ободрать...

-- Вы на что это намекаете?! -- вдруг вскочил Вальтер Манджукич. -- Моя дочь -- не воровка! Вы её за руку ловили?

-- Я что, напрямую заявил, что украла Сара Манджукич?

-- Я, по-вашему глухой?

Обстановка в кабинете накалилась. Я сама была, как на иголках и уже готова была рассказать, как Сара спрятала сперва деньги в рукав, потом -- в портсигар. Теперь-то я поняла, зачем Сара подсунула Эстер в сумку портсигар с деньгами, а после огорошила её известием о том, что якобы отдала на передержку. Ведь знай Эстер заранее всю схему, вряд ли у неё получилось бы натурально изобразить удивление, если вдруг скажут, что она взяла деньги из кассы, к которой даже не подходила.

В этот момент мне уже не кажется, что с дверью творится что-то неладное. Она в самом деле открывается, на секунду и в скором времени является запыхавшаяся и вспотевшая Симона.

-- Фрау Вельзер, они ничего не крали! -- кричит она с порога, и вскоре в кабинет врывается и сам Рудольф Кауффельдт.

Он одет по-городскому, в пальто, на голове -- шляпа-котелок.

-- Рудольф! -- кричит ему тётка. -- А кто остался в ресторане?

Но Рудольф Кауффельдт, не обращая внимания на замечания сестры, зло выхватывает кошелёк и, отсчитав пятнадцать крон, швыряет на стол подле фрау Рихтер.

-- Подавись, скряга! Что ты за человек такой? Давишься за каждый геллер! Не разобралась в ситуации, а на девчонок наговариваешь! У тебя голова на плечах есть, а? Хорошо хоть Симона прибежала и кричит мне прям с порога: "Быстрей, пап! Пошли со мной", я спрашиваю, с какой это радости, а она и говорит, что ты, Эмма, заливаешь тут, что якобы они нас обокрали! И не стыдно тебе?! Сама, небось, посеяла эти несчастные кроны!

Внезапный демарш Рудольфа удался, и фрау Рихтер уже не находит возражений и, чтобы скрыть конфуз, вскакивает, словно она вдруг что-то вспомнила:

-- Рудольф! Зачем ты бросил ресторан? Воруйте, кто сколько хочет...

Поспешно раскланявшись, тётка уходит. В этот момент у меня как гора с плеч свалилась. Пронесло. Зато Вальтер Манджукич, разозлённый ситуацией, покраснел так, что румянец стал заметен на его смуглых щеках. Его сейчас что угодно могло распалить, прямо как Филиппа Гранчара в острый период болезни.

-- Я полагаю, инцидент исчерпан, -- нарушила тишину фрау Вельзер.

-- Все свободны, -- кивнул математик, однако при этом посмотрел на нас так пристально, что я невольно опустила взгляд.

В коридоре уже мы облегчённо вздохнули. Мама и вовсе выглядела, как выжатый лимон, зато Филипп Гранчар приободрился, стал каким-то весёлым и беззаботным. И так же воссияла Инга, встретившись с ним у лестницы. Она не ошибалась в Миле.

Вальтер Манджукич же весь трясся от гнева.

-- Разнесу этот ресторан к чёртовой бабушке! -- шипел он, и только присутствие учителей и начальницы гимназии мешало ему распалиться, прямо как Божене после происшествия с галкой.

А вот мне мама лишь сухо сказала, что рада, если я сделала выводы после кражи копилки. Я задыхалась от гнева, но сдержала себя. Когда Сара поравнялась со мной, Бекермайер подошёл к нам и, пристально посмотрев нам в глаза, произнёс:

-- Я слежу за вами, Манджукич. Помните об этом.

Хорватка не нашлась что ответить. Весь день Сара ходила, как в воду опущенная. Столь внезапного разоблачения она никак не ждала. Её спас только демарш Рудольфа Кауффельдта и нежелание фрау Вельзер выносить скандал на всеобщее обозрение. Она не знала, где именно она оступилась и почему математик практически мгновенно её раскусил, и ещё долго ходила хмурая и озадаченная.

Глава 17. Снова в Грац

Уже близко декабрь 1908. Скоро и суд. И опять я, сидя в четырёх стенах, вспоминаю эту картину: учительская и мы, четверо "подсудимых". Почему это так врезалось мне в память? Что тогда перевернулось во мне?

"Оправдана. Полностью оправдана!" -- думала я, покидая гимназию после уроков. Я чуть ли не летела домой, я рассчитывала, что родители наконец поверят, что я -- не воровка. Но какое убитое выражение лица было у Сары! Она была морально раздавлена и опустошена.

-- Пронесло... -- повторяла она, как в бреду.

"Говорит, а у самой ещё зубы-то во рту стучат", -- с иронией думала я. В этот раз я прилежно сделала все уроки, даже помогла кухарке, за что получила похвалу. День просто отличный, ничто его не может испортить. Я надеюсь, родители больше не считают меня чудовищем.

Но того, что случилось вечером, я не ожидала никак. Мама сразу обратила внимание на то, какая я весёлая стала.

-- Мам, -- позвала я. -- Ты ведь веришь, что я не воровка?

-- Ну, -- кивнула мама.

-- Я и копилку не крала!