Инсектопедия

Иногда женщины стесняются. Джефф старается их разговорить: вспоминает, как они познакомились – на автостоянке! – спрашивает, что она знает об этом фетише, как она относится к насекомым, к раздавливанию насекомых, что подумала бы ее мама, если бы узнала, что она это делает, что она думает о мужчинах, которые кончают, глядя, как она это делает. Он добивается, чтобы она смущенно захихикала и рассказала несколько историй об убийстве насекомых. («Какие туфли на вас были?») Он ее поддразнивает: «Да вы же чудовище!» Она приступает к работе.

Всё просто: большой квадратный лист белой бумаги, сменная обувь, несколько мелких животных. Женщина, возможно, осторожничает, как Элизабет, или полна энтузиазма, как Мишель в «Театре раздавливания № 29» («Какие ощущения это у вас вызвало?» – «Что я занимаюсь искусством»). Она толкает животных туда-сюда пальцем ноги. Он дает ей указания. Она снова их толкает. Камера наезжает, сосредотачивается на действии. Женщина давит нескольких животных, набирается уверенности, возможно, начинает на них сердиться, грозит им, насмехается над ними, хохочет над ними, хохочет над ситуацией, забавляется с ними, шевеля ногой, делает вид, что перед ней бывший любовник («Ах ты козел, ах ты сволочь, ты меня затрахал, ты трахнул мою лучшую подругу, ты меня с дерьмом смешал, ты заслуживаешь смерти, ты должен умереть самой страшной, мучительной, изнурительной, ужаснейшей мучительной смертью», – говорит Мишель странно монотонным голосом), она позволяет им убежать недалеко и ловит их снова, пинает их, давит то сильнее, то слабее. Джефф зуммирует, снимает крупным планом голову сверчка, торчащую на ее туфле («Гляди, как он корчится, вот круто, так они сильнее мучаются», – замечает Мишель). Они делают перерыв, чтобы поговорить об испачканной подошве ее туфли. И начинают сызнова: новая бумага, новые животные, иногда совершенно новый костюм.

Нет никакого ловкого монтажа, никаких спецэффектов, всё без претензий. Домашнее видео, то, что происходит здесь и сейчас, происходит в реальном времени с реальными людьми. Но что происходит? Наводя камеру на зардевшееся лицо Мишель, Джефф подталкивает ее к объяснениям.

Джефф: «Когда мужчины будут смотреть этот фильм… Ты ведь знаешь, что они будут делать, правда? Что они будут делать?»

Мишель: «Он их возбудит» (смущенный смешок).

Джефф (тоже смеется): «И каким образом он их возбудит?»

Мишель: «Они будут дрочить!» (Оба смеются.)

Джефф: «Итак, они будут фантазировать о том, что их давишь ты. И у них встанет, и они будут дрочить. Что ты об этом думаешь?»

Мишель: «Они вообразят себя жуками». (Камера наезжает.)

Джефф: «Ну да, и что тогда произойдет?..»

Мишель (шепотом): «Не знаю, наверно, они…»

Джефф: «Итак, они воображают себя жуками…»

Мишель: «Ну да…»

Джефф: «И что после этого происходит?..»

Мишель: «И после этого я их раздавливаю, и я словно бы раздавливаю их, а не жука…»

Джефф: «Вау! Невероятно! Ты рассказывала своим друзьям об этом фетише?»

Мишель рассказывает Джеффу, что готовилась к роли, просматривая его фильмы и пролистывая два выпуска «Американского журнала краш-фриков». Джефф говорит мне, что эти сцены снимались без единой репетиции.

Я знаю, откуда Мишель почерпнула представление, что мужчины воображают себя жуками. Я прочел те же книги, посмотрел те же фильмы и, наверно, вел с Джеффом Виленсией отчасти те же самые разговоры. Казалось бы, всё просто: «воображают себя» – краткий эвфемизм для глубокого самоотождествления в момент безумно дезориентирующего возбуждения. Но с чем конкретно самоотождествляются Джефф и другие краш-фрики?

Вначале я воображал себе что-то вроде превращения, что-то вроде кросс-видового слияния двух существ в нечто невиданное, жукомужчину/мужежука, нечто, достижимое, когда пусковым крючком служат моменты экстаза при детальном разыгрывании фантазии. Я предположил, что этот временный мужежук каким-то образом ощущает, что обитает в физическом и психическом мире-существе насекомого. И эта мысль мне понравилась, так как создавала вероятность того, что перед нами нестандартная попытка вырваться за рамки человеческого существования, а не более привычное людское стремление к осуществлению своих грез и самовыражению. Мне показалось, что это нечто утопическое, хоть и своеобразное, с примесью умопомрачения.

Но затем я подметил, что в фантазиях Джеффа – или, по крайней мере, в его фетишистских историях и фильмах – женщина всегда знает, что мужежук – вовсе не жук. Она знает, что нечто жукообразное, извивающееся на ковре, – это Джефф. Иногда – собственно, довольно часто – она поручает своему здоровенному, сильному парню (которого часто зовут Саша) раздавить его, и Саша, возможно, не знает, что давит Джеффа, а она только потом сообщает ему об этом, а иногда так и не сообщает, и Саша, возможно, никогда этого не узнает. Но женщина знает это всегда, – а именно женщина, выносящая вердикт и организующая наказание, в этих историях главная.