Insight. Мартин Гор – человек, создавший Depeche Mode

Путь к Мартину Гору лежит по залитым дождем берлинским улицам, сквозь толпу заметно озябших людей, по меньшей мере мысленно проклинающих упрямую зиму, через Бебельплац, в тускло освещенное фойе очень дорогого, но не броского отеля. Мрамор, люстры, деловые люди в креслах, газеты. Несколькими этажами выше ждет женщина из звукозаписывающей компании. «Мартин уже готов, – говорит она. – Прошу». Мы входим в небольшую, скромно обставленную комнату. В сумеречном свете Гор стоит у окна и смотрит на внутренний двор отеля. Он поворачивается и скромно улыбается. «Hallo, – говорит он звучным голосом с мягким английским акцентом. – Давайте присядем». Его глаза едва видны из-под черной шерстяной шапочки, низко надвинутой на лоб. Он садится на дальний конец дивана и, кажется, готов к беседе. Наш разговор начинается с простого вопроса и лаконичного ответа.

– На сегодняшний день ты доволен своей ролью в Depeche Mode?

– Конечно, разве может быть иначе?

– Хоть Дейв теперь тоже участвует в написании песен для группы, большую часть музыки и текстов пишешь ты. А роль вокалиста, как правило, достается ему. Иными словами, ты сеешь, он пожинает, и так на протяжении уже 30 лет.

– Знаешь, я смотрю на группу не так, как сторонний наблюдатель. С годами я стал видеть в своей роли скорее преимущество. Тебе не нужно быть все время на виду. Внимание публики не приковано к тебе постоянно, и это дает возможность немного абстрагироваться от происходящего на сцене.

– Каковы плюсы такой позиции?

– По сравнению с Дейвом, мне проще увидеть нашу группу со стороны. Легче оценить, что у нас в данный конкретный момент получается, а что, возможно, не очень. Моя роль в Depeche Mode напоминает роль государственного деятеля.

– Государственного деятеля?

– Именно. Я смотрю на группу как на государство, и политика этого государства зависит в первую очередь от меня. Если у каждого из трех участников этого государства все хорошо, значит, хорошо и в государстве в целом. Так что моя главная задача – заботиться о том, чтобы все были довольны.

– И для этого ты готов пожертвовать своими интересами?

– Ты, должно быть, намекаешь на события, предшествовавшие записи последней пластинки, на борьбу за власть, так сказать?

– Борьба за власть – громко сказано…

– Нет, нет, не продолжай: пресса преподнесла все так, будто я самый настоящий диктатор и не терплю ничьих песен, кроме своих. Будто бы я готов был обречь Depeche Mode на завершение творческой деятельности, отказав Дейву в возможности вносить свой вклад в качестве автора песен. Мне всегда казалось, что все это слишком драматизировано. Возможно, так и было задумано… (Улыбается.) Хотя, конечно, нельзя сказать, что это не имеет никакого отношения к нашим внутренним проблемам.

– Ты был художественным руководителем Depeche Mode на протяжении почти 25 лет. Делегировать часть полномочий тебе оказалось легче, чем ты думал?

– Сейчас могу сказать, что в первую очередь я стал менее загружен. Тогда я боялся не столько потери контроля над творческим процессом в группе, сколько перемен. Боялся сломать сложившийся распорядок жизни, испытанный и проверенный сроком длиной почти в четверть века. Большинство музыкантов считают рутину самым губительным фактором для творчества. Однако внезапная невозможность полагаться на свой привычный распорядок жизни может оказаться гораздо страшнее.

– Похоже, ты не одержим экспериментами. Будучи мозгом одной из самых успешных групп в мире, ты практически не выступаешь в роли музыканта за пределами Depeche Mode. Тебе ведь едва ли удавалось избежать предложений о соавторстве?

– На самом деле я получаю много таких предложений. И некоторые из них звучат очень многообещающе.

– Что не позволяет тебе их принять?