Insight. Мартин Гор – человек, создавший Depeche Mode

– Мне кажется, написание песен – это что-то очень интимное. Я, вероятно, работаю не так, как большинство музыкантов. Я не пишу музыку, к которой потом приходится подбирать стихи, и не пишу тексты, которые потом кладу на музыку. Я создаю и то и другое одновременно: сажусь за фортепиано или беру в руки гитару, наигрываю аккорды и напеваю слова, иногда целые предложения. И постепенно они обретают смысл, впрочем, иногда этого и не происходит. Почти каждую вторую песню, которую я начинаю, я потом отбрасываю в сторону. Для меня тягостна даже мысль о том, чтобы позволить кому-то другому участвовать в этом творческом процессе.

– В будущем тебя бы могла привлечь какая-то творческая деятельность, кроме музыки?

– Вот в этом я сомневаюсь, если честно. Я не рисую, не пишу, по крайней мере, не выхожу за рамки написания песенных текстов. Всякий раз, как я пробовал что-то другое, то быстро убеждался, что именно музыка, которую я изначально выбрал для самовыражения, подходит мне лучше всего.

– Ты коллекционируешь что-то, связанное с искусством?

– Немного, в основном это фотографии. Меня привлекают черно-белые снимки, связанные с рок-н-роллом. Будь то Боб Дилан, Элвис, Игги Поп или Джон Ли Хукер. Большинство этих снимков висят в моей студии, они создают мое настроение. Выражение лица музыканта, его жесты, поза, обстановка, в которой он был снят, – все это может вдохновить меня на написание песен и подсказать мне направление, в котором стоит продолжать работу над произведением.

– Ты сказал, что написание песен для тебя очень интимный процесс и что ты способен творить только за закрытыми дверями. Насколько сложно тебе потом представлять публике свое творчество?

– На удивление несложно. Как только произведение приобрело определенную форму, как только я сформулировал свою идею так, чтобы и другие смогли постичь ее в соответствии с моим замыслом, я с удовольствием делюсь результатом.

– Ты защищаешь свой художественный замысел от влияния, изменения, может быть, даже искажения другими участниками группы или студийной командой во время совместной работы?

– Нет. Я хочу, чтобы мое произведение становилось совершеннее, даже если это означает неизбежное радикальное изменение. Я не оберегаю свои работы как зеницу ока, ограждая их от любых внешних воздействий. Такое тщеславное отношение к творчеству только мешает и самому творчеству, и его развитию. Песни, что вы слышите в уже выпущенном альбоме, обычно имеют мало общего с моими изначальными демозаписями. Каждый из нас, в том числе и я, вносит свой вклад в изменение моей первоначальной идеи. Искусство – это всегда отклик на то, что уже существует.

– В своем творчестве ты почти никогда не терял связь с прошлым. В этом смысле твой творческий путь был лишен скачков. Все, что ты делаешь, всегда логично вытекает из того, что ты делал раньше. Отражает ли это твое понимание искусства?

– На мой взгляд, у человека в искусстве есть два пути. Он или видит своей целью как можно сильнее удивить, бросить вызов и шокировать каждой новой работой, или сосредотачивается на постоянстве и последовательности, устанавливая границы своего творчества. Эти границы должны быть настолько узкими, чтобы не дать тебе слишком увлечься, но в то же время настолько широкими, чтобы не ограничивать твой творческий потенциал. Каждый должен сам решить, какой путь является для него верным. Это зависит от личности человека. Я больше отношусь к тем людям, которые ищут определенности. Для меня очевидно одно: самая большая ошибка, которую я могу совершить как автор текстов – и я, без сомнений, уже совершал ее, – это поддаться искушению и максимально дистанцироваться от прошлого. Попытаться форсировать движение вперед. Ведь важно не только чтобы публика ориентировалась в твоем творчестве, но и чтобы ты сам не утратил в нем ориентиры.

– Когда ты делишься своим творчеством, имеет ли значение публика? Есть разница: представлять результаты своей работы близким, например своим детям, или совершенно незнакомым людям?