Инспектор Лосев

– Или это непонятно! Риск, конечно же, есть, боже мой. Но и доход тоже есть. А? Надо ж жить! И как можно лучше. Я так рассуждаю или нет?

– У каждого в жизни свои интересы, – туманно говорю я, поддерживая разговор. – И свое дело.

– Именно! А наше дело, я считаю, искусство. Умный человек все у нас может, чтоб мне упасть и не встать, – с азартом продолжает Теляш, ожесточенно поглощая закуску, уши его при этом непрерывно двигаются. – Господи, да только поворачивайся. Что тут главное? Кому дать, сколько дать, как дать. Это решает. При определенных условиях все берут. Ну ей-богу же, все! Я, конечно, не такой ловкач, как другие. Но и не последний, заметьте себе.

Теляш самодовольно улыбается, и кругленькая его очкастая мордочка превращается в печеное яблоко.

Ну и тип. Даже не тип, а продукт, я бы сказал. По его мнению, значит, все покупается, и все продается, в том числе и совесть, конечно. Последнее особенно его интересует. И мнение это, что самое главное, не с неба к нему упало, не на веру принято. Нет, оно подкреплено фактами, вот ведь что. Он уже сам много раз «давал». Скажи пожалуйста, «не такой я ловкач». Врет, сукин сын, прибедняется. Ловкач он, конечно, первостатейный. Точнее, жулик. И к тому же со своей подлой «философией». Пусть, мол, кому угодно будет хуже, зато мне будет лучше. И знать больше ничего не желаю. Такого надо схватить за руку и дать по этой руке, как следует дать. А потом уже попытаться, конечно, его перевоспитывать. Только где-нибудь подальше от Одессы, конечно.

Теляш замечает, что я молчу, и понимает это по-своему. Считает, видимо, что такого делового человека как я не кормят общими разговорами, тем более что о «бизнесе» я, конечно, понимаю не меньше его, а он в моих глазах может показаться пустым болтуном.

Спохватившись, он умолкает, мордочка его становится сосредоточенной, в глазах появляется напряженное внимание.

– Если нет возражений, перейдем к делу. Я бы хотел услышать ваши предложения, – говорит Теляш, и уши его, как два локатора, чуть заметно надвигаются на меня. – А если вы считаете возможным, то…

– Передать вам гонорар? – усмехаюсь я. – Это здесь-то?

– Боже упаси, – смешавшись, отвечает Теляш. – Мы найдем другое место. Сейчас интересуюсь за дело.

– А что значит «все сговорено», как вы выразились по телефону? – спрашиваю я. – Как это понимать?

– Михаил Александрович мне звонил вчера, – понизив голос, сообщает Теляш.

– И что же?

– Встреча, если нет возражений, назначена на завтра. Вечером. У меня дома.

– Возражений нет.

– Но насчет вашего предложения и… гонорара я Михаилу Александровичу пока не сказал. Или я что-то не так понял?

Теляш хитренько смотрит на меня, и уши его чуть заметно отодвигаются назад.

Я тоже улыбаюсь.

– Вы очень понятливы. Григорий Макарович сейчас работает самостоятельно.

Взгляд Теляша снова становится почему-то настороженным, и уши угрожающе надвигаются на меня.

– Михаил Александрович заметил, – говорит он, – что вы не можете иметь связь с Григорием Макаровичем.

Интересно, почему это Зурих так полагает. Может быть, он знает что-то, чего не знаем мы? Вряд ли. Правда, Эдик мне сказал, что к Григорию Макаровичу не раз подкатывались прежние дружки, и он гнал их вон. Возможно, среди них был и Зурих или человек от него. Но это еще ничего не значит. Однако проверить надо. Не забыть проверить.

Я снисходительно усмехаюсь.

– Михаил Александрович не бог и не его наместник на земле. Он не может все знать и видеть.

– Хи, хи, хи, – тоненько смеется Теляш. – Или я этого не понимаю, чтоб мне… А если конкретно?

Я готов к этому вопросу. Ребята из ОБХСС напичкали меня всевозможными сведениями, особенно, конечно, Эдик по своей «строительной линии».

– Железо, – коротко говорю я.

– О! – щелкает пальцами Теляш. – Блеск, чтоб мне не жить. Сколько?

– А сколько сумеете проглотить?

– Я-то? Да сколько дадите, боже ты мой.

– Тогда сегодня вечером я буду иметь разговор с Москвой, – важно говорю я. – Но все это… вы понимаете?

– Абсолютное тэт-а-тэт, – прижимает руки к груди Теляш. – Я деловой человек.

– Этого мало. Вы теперь наш человек, – я делаю ударение на слове «наш».

– И Михаил Александрович… это вы тоже понимаете?

– Абсолютно! Вы меня еще не знаете. Между нами говоря, – Теляш заговорщически понижает голос, – Михаил Александрович с большим недоверием отнесся к вашему приезду. Даже велел…

И тут Теляш сообщает мне о довольно любопытных мерах, которые решил принять Зурих, организуя встречу со мной.

Нервы у меня натянуты до предела, и я воспринимаю малейшие нюансы в тоне и настроении своего собеседника. И вот сейчас мне вдруг кажется, что Теляш что-то недоговаривает или чуть-чуть искажает. Однако проверить это я не в состоянии.

– Гм… – бормочу я. – Горько слышать. Но с вами, кажется, можно иметь дело. Только учтите, – сухо предупреждаю я, – двойная игра будет означать конец всякой игры.

– Клянусь, – с придыханием произносит Теляш, преданно смотря мне в глаза. – Чтоб мне не жить.

– Посмотрим.

Я с большим сомнением пожимаю его влажную ручку.