– А-а! Давай его сюда скорей! – обрадованно кричу я в трубку.
– Идет, – коротко отвечает дежурный.
Я скидываю пальто, но на этот раз не на диван, а аккуратно вешаю его в шкаф.
Не случайно пришел ко мне Сизых, ох не случайно. И не по пустяку. Тут я уверен. Дел у него и без того хватает.
Через минуту, после короткого стука в дверь, на пороге возникает знакомая приземистая фигура в перепачканном пальто и заляпанных грязью сапогах. На обветренном лице Сизых с маленькими черными глазками-буравчиками и толстым носом блуждает улыбочка. В руках он теребит старую, потерявшую всякую форму шапку-ушанку.
– Можно, товарищ начальник? – сипло осведомляется на всякий случаи Сизых.
– Ну что за вопрос. Заходите. Садитесь. Снимайте пальто, – радушно отвечаю я, искренне обрадованный его приходом.
– А! Мы привыкшие и в пальто, – машет рукой Сизых, – всюду не наснимаешься.
Он садится возле стола, приглаживает заскорузлой, темной ладонью волосы и сообщает насквозь простуженным баском:
– Значит такое дело. Кран, значит, вчерась починили. Пока – тьфу, тьфу! – работает, зараза. И раствор, представь себе, сегодня с утра, слава тебе господи, привезли. Так что, значит, помаленьку сегодня всешь-таки работаем.
– Поздравляю, – нетерпеливо откликаюсь я на это сообщение. – Но что из этого следует?
– Следует? А ничего не следует, – хрипит в ответ Сизых. – Завтра, не ровен час, кран опять поломается, раствор, значит, не привезут, и опять стоп кобыла. Беги, Григорий Трофимович, кричи и ругайся. Вот чего из этого следует. Ты думаешь, я глотку что, простудил? Я ее сорвал… И где я ее сорвал, думаешь, с ребятами своими? С начальством я ее сорвал. Ведь ты гляди, что получается…
Он зажимает шапку между колен и растопыривает левую руку, собираясь, видимо, правой загибать на ней пальцы, пересчитывая свои беды и трудности. При этом лицо его принимает скорбное выражение, и морщины, вначале собранные возле рта и вокруг глаз, укрупняются и пролегают уже по красным, задубленным щекам.
– Ладно, – говорю я. – Верю. Но вы же ко мне, надеюсь, не жаловаться пришли? Все равно помочь я вам не смогу. Свободного крана у меня нет. И раствора тоже.
– Точно, – сокрушенно кивает Сизых. – Помочь вы не можете. Вот посадить вы меня можете, когда я липовые процентовки выводить буду.
– Вот и не выводите.
– А что делать? Ты сообрази… – мой собеседник начинает не на шутку распаляться. – Ты им попробуй не выведи зарплату. Да они завтра же разбегутся. И правильно сделают. Они, что ли, виноваты, что кран стоит, что раствора нет? А люди, дорогой товарищ, всюду у нас нужны. Тем более строители. Так что, я один буду тот гараж строить, будь он неладен?! Да по мне пропади он пропадом. Людей только жалко, ей-богу. Сколько они его ждут. А то бы…
Я уже не рад, что ввязался в этот разговор. Сизых так «завелся», что теперь не скоро остановится. Поэтому я принимаю решительные меры.
– Вот что, – сухо и деловито говорю я. – Вы извините, но мне пора. У вас какое дело ко мне?
И даже поднимаюсь со стула.
– Погоди, погоди, – спохватывается Сизых и тоже вскакивает. – Я же зачем пришел? Значит, начали мы сегодня работать-то, кран пошел, раствор; ребята, значит, забегали. Ну, и вот чего нашли. Гляди-ко.
Он торопливо расстегивает пальто и из внутреннего его кармана извлекает продолговатую глянцево-черную сумочку с крупным желтым замком посередине.
В первую секунду я даже не верю своим глазам и машинально переспрашиваю:
– Где, говорите, нашли?
– Да засунули ее, понимаешь, между кирпичами. Ну, где кладка-то у нас началась. Слева. Плиты там еще уложить успели. Представляешь? А угол, значит, из кирпича вывели, и еще кирпич… как бы сказать… там лежит…
Пока Сизых путается в словах, я забираю у него сумочку и дергаю замок. Сумочка не просто открывается, а разваливается гармошкой, и первое, что я вижу, это паспорт. Паспорт! Я достаю его, раскрываю, и на меня смотрит юное лицо, милое, улыбчивое, живое, очень знакомое лицо. Итак, это, оказывается, Топилина Вера Игнатьевна, тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения, жительница Москвы, незамужняя, работает… Ох, нет! И не жительница она уже, и нигде она уже больше не работает… Тем не менее, паспорт сообщает мне домашний адрес Веры и место ее последней работы, в одном из министерств.
– Поехали, – говорю я Седых, захлопывая сумочку. – Быстро поехали, покажите, где нашли.
Я бегом спускаюсь вниз по лестнице. За спиной гремит сапогами Сизых.
К счастью, дежурная машина на месте.
– Меня только туда, – успокаиваю я дежурного. – Ждать не надо. Через двадцать минут будет обратно.
Дежурный машет рукой: поезжай, мол.
По дороге я спрашиваю Сизых:
– Вы эту сумочку сами нашли?
– Не. Ребята принесли.
– Кто именно?
– Именно?.. – он мучительно скребет под шапкой затылок. – Именно Федька Чуев… а может, Серега. Да вот сейчас приедем и спросим.
Машина наша вскоре тормозит у распахнутых ворот стройплощадки, и колеса слегка заносит в грязном снежном месиве.
Мы направляемся к котловану, откуда, как и вчера, торчит ажурная стрела крана, правда, занявшая уже новое положение.