Инспектор Лосев

Итак, Володя приводит в кабинет маленького кривоногого человечка, всклокоченного, с каким-то свернутым набок широким носом и бегающими черными глазками. Вид у Жилкина отнюдь не испуганный, а скорее заискивающий и как бы сконфуженный, словно ему неловко, что на него тратят время, и он готов на все, чтобы облегчить нам нашу задачу. Одет Жилкин в старую, перепачканную телогрейку, под которой видна мятая и тоже старая клетчатая рубашка, брюки вправлены в сапоги, в руках он мнет кепку.

Войдя в комнату, Жилкин поводит своим кривым носом, словно к чему-то принюхиваясь, зыркает по углам хитроватыми черными глазками и останавливается посреди кабинета, слегка колеблемый неведомым ветерком, как бы недоумевая, двигаться ему дальше, к моему столу, или остаться на месте.

– Подходите, подходите, Жилкин, – говорю я. – И садитесь. Разговор у нас с вами будет серьезный.

– А вот это уж ни к чему, я так скажу, уважаемый, – трудно, с натугой рокочет Жилкин, не двигаясь с места. – Никаких разговоров, очень прошу.

Я даже не ожидал, что у такого тщедушного человечка окажется такой густой и могучий бас.

– Все-таки поговорить нам придется, – весело возражаю я. – Откровенно поговорить, Жилкин, по душам.

– Душа у меня сейчас разговору не приемлет, – Жилкин решительно крутит кудлатой головой. – Не в себе она.

– А что же ваша душа приемлет? – невольно усмехаюсь я.

– Ей бы сейчас, извиняюсь, соснуть. Вот это да. Это как раз что ей нужно, горемычной.

И он для убедительности блаженно прикрывает глаза.

– Ничего не выйдет, Жилкин, – уже строго говорю я. – Садитесь, и будем говорить.

Он безнадежно вздыхает и, колеблющейся походкой приблизившись к моему столу, осторожно опускается на самый кончик стула, двумя руками при этом почему-то придерживая стул.

Я строго смотрю на него, и Жилкин виновато отводит глаза, словно заранее совестясь предстоящего разговора.

Я все так же строго спрашиваю:

– В доме семнадцать, напротив вашей конторы, бываете? Правда, он не вашего ЖЭКа.

– Чего?.. – непонимающе спрашивает Жилкин и растерянно смотрит на меня.

Он не ожидает такого вопроса, он считает, конечно, что разговор начнется и будет вестись вокруг вещи, которую у него отобрали. Я и рассчитываю сейчас именно на внезапность и еще на некоторую затуманенность, что ли, в его голове.

– Так да или нет? – требовательно спрашиваю я. – Бываете вы в доме семнадцать или нет? Отвечайте, Жилкин.

– Ну, а чего же… я всюду, значит, бываю… Чего ж… запрещено, что ли?.. Я человек необходимый… Зовут, я и иду…

– У кого же вы там бывали, например?

– Да нешто я помню? Их тыща небось, а я один. Кто позовет. Засор там или, допустим, смеситель поменять, потек, значит. Да мало ли… Своего-то слесаря не дозовутся. А я всегда людям помочь готов. Натура у меня сильно отзывчивая. А их Васька…

– Их Васька, наверное, по вашим домам ходит, – насмешливо говорю я. – Там он тоже отзывчивый.

Жилкин в ответ задумчиво пожимает плечами.

– А кто его, Ваську-то, знает? Может, и ходит. Поди его попробуй, проверь. Он тебе проверит.

– Ну хорошо. Значит, в доме семнадцать вы во многих квартирах бывали, так, что ли?

– Ясное дело, во многих. Всюду течет, всюду, как есть, засоряется. Хозяйство наше такое, система, значит. За ней глаз нужон, я скажу, а это деньги стоит для правительства. Ну, и…

Я, однако, прерываю его государственные размышления.

– Вы Полину Ивановну, старушку из четвертой квартиры, помните, наверное? – спрашиваю я таким тоном, словно она-то его помнит прекрасно, хотя про себя я сейчас досадую, что не догадался спросить Полину Ивановну о Жилкине.

– А всюду их сколько хошь, старушек этих, – небрежно машет рукой Жилкин. – Как днем пойдешь, одни они так и лезут. Нешто всех упомнишь? Как вы сказали, звать-то? Полина Ивановна? Гм…

Жилкин хмурится и сосредоточенно смотрит в потолок, всем видом своим давая понять, как он добросовестно пытается вспомнить это имя.

– Ну да, Полина Ивановна, – подтверждаю я. – С первого этажа. Маленькая такая, припоминаете?

– Вроде бы… – неуверенно произносит наконец Жилкин. – Чтой-то такое, значит, мерещится. У меня, откровенности ради говоря, все сейчас маленько в тумане. Соснуть бы не мешало, – он зыркает черными глазками в мою сторону и неожиданно предлагает: – Может, я пойду, а? После обеда я у вас как штык буду. Свеженький. Я ведь завсегда так. Меня до обеда лучше не трогай.

– Так у нас дело не пойдет, Жилкин, – говорю я. – Быстрее отвечайте на вопросы, а там, может быть, и соснуть удастся. Полину Ивановну из четвертой квартиры в доме напротив помните или нет?

– Ну, помню, помню, – сварливо отвечает Жилкин. – Холера старая. За каждый гривенник торгуется. А у самой кажинный день засор. Спокою от нее нет.

– А еще кто там живет, в той квартире?

– Да живут… – вздыхает Жилкин. – Только завсегда они, значит, на работе. А так, конечно, живут. Чего им…

– И ни разу вы с ними не встречались?

– Ну, почему же это так – ни разу? – как будто даже обижается Жилкин. – Одной там даже заграничный замок врезал. Только ей мало показалось.

– Это как понимать? – спрашиваю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.