Инспектор милиции

— Тю-ю,— расставила она руки, увидев меня.— Вот так встреча!

И это бахмачеевское восклицание, ее доброе спокой­ное лицо и знакомая раскачивающаяся походка внесли в комнату что-то родное; стало тепло и уютно на душе, словно я перенесся за тысячу километров, в Калинин, в нашу маленькую кухню, где всегда собиралась в тихие дружные дни вся наша семья…

Борькин тесть шумно уселся за стол, потирая руки.

— Может, в гостиную перейдем? — захлопотала его жена, на которую очень была похожа Света.

— В кухне вкуснее,— отозвался глава семьи и указал на меня.— Это, как я понимаю, тот самый Дима?

— Он, Афанасий Михалыч,— подхватила Ксения Филипповна.

— Будем знакомы. Вот, понимаешь, Зоя Васильевна, мать Светланы и теща Бориса. Я, как видишь, папаша. — Он подмигнул дочке.— Молодежь наша больно культур­ная, не считает нужным представлять.

— Папа, неужели ты не наговорился на совеща­нии? — добродушно отпарировала Света.

— Наговорились, что верно, то верно. Мать, поуха­живай за нами. Соловья баснями не кормят.— Он потя­нулся за бутылкой, налил коньяку в рюмки, поспешно поставленные перед ним и Ксенией Филипповной Зоей Васильевной.— И не поят… Молодежь, присоединяйтесь!

Борька с готовностью потянулся к нему чокаться.

— А Дима?

— Я за рулем,— отказался я.

— Что ж, правильно. Что это будет, если сама же ми­лиция будет нарушать законы? — Афанасий Михайлович галантно чокнулся с Ксенией Филипповной.— Давай, председатель, запьем усталость…

— Ну и настырный ты, Афанасий Михалыч,— хохот­нула Ксения Филипповна.— Мало, что затянул домой. Теперь спаиваешь.

— Не оставлять же тебя без ужина по милости на­ших говорунов.

За столом было легко и весело. Даже Борька вел себя свободней. Это, наверное, объяснялось коньяком. Афанасий Михайлович снова наполнил рюмки.

— Гостю не жалей да погуще лей. Борь, давай. И ты, Филипповна, еще одну. Дима, я смотрю, ты и не ешь со­всем…

— Спасибо. Честное слово, недавно из-за стола.

— Вот угодил! Сытого гостя хорошо потчевать,— за­смеялся он.— Выгодный ты гость…

Ксения Филипповна раскраснелась. И все поглядыва­ла в мою сторону. Не терпелось расспросить про станич­ные новости.

— Эх, мать,— продолжал балагурить хозяин, похло­пывая по плечу жену,— гляжу я, дети наши выросли, по­ра нам с тобой на покой. Оставим им квартиру, поедем в Бахмачеевскую свой век доживать. Купим хатку, будем фрукты разводить, пчел заведем.

— Так многие говорят,— подцепила его Ксения Фи­липповна.— Но город крепко держит, как клещами.

— Это как сказать,— покачал головой хозяин.— Вот кончится этот срок, ни за что не останусь в исполкоме. Надо молодым давать дорогу. Потом, Ксюша, погово­рим… Ты, Дима,— снова обратился он ко мне,— значит, с Ксенией Филипповной воюешь?

— Уж сразу и воюет! У нас все полюбовно. Живем — работаем душа в душу…

— Поутихомирилась? Стареешь, значит,— шутливо подытожил Афанасий Михайлович.— Лет двадцать пять назад к тебе не подъедешь, не подойдешь…

— Время такое было,— вздохнула Ксения Филиппов­на.— Что человек стоил? Вот и приходилось драться. Ты вспомни, тоже не очень-то ласковые песни пел…

— Было, было. И нас не жаловали.— Афанасий Ми­хайлович покачал головой.— Я часто вспоминаю, как те­бя едва не упекли. Страшно подумать, за килограмм зер­на… А баба Вера жива?

— Крайнева? Жива. Нам бы с тобой такое здоровье.

— Помню, крепкая женщина была. А что с Ксюшей произошло? — Хозяин рассказывал как бы всем, но поче­му-то больше смотрел на меня.— Вызвали ее на бюро райкома. Меня только-только секретарем избрали. А вы­звали почему? Поступили сигналы, что она разрешает колхозникам колоски, ну после уборки остаются, соби­рать и брать себе… Ксения Филипповна ввалилась в райком в телогрейке, в сапогах, с кнутом. Сразу вид­но — себя в обиду не даст. И своих колхозников. Докла­дывает о ней представитель НКВД. И предлагает — под арест. Без всяких. Ей бы покаяться, в ножки поклонить­ся, так нет! Рвет и мечет. Ну, думаю, пропала землячка. Не сносить головы… Гляди-ка, обошлось. Отделалась вы­говором. Но и тот скоро сняли.

— Обошлось! — проворчала Ксения Филипповна.— Не встрянь ты, прямо с бюро и потопала бы по этапу. Сам ведь на вид заработал…

— Ладно, ладно,— отмахнулся Афанасий Михайло­вич.— Ты себя и отстояла. Но, в общем, мы дружили.

— Тю-ю! — рассмеялась Ксения Филипповна.— Дру­жили! Первый с меня семь шкур и спускал. Земляк, на­зывается…

— Как со всех,— развел руками хозяин дома.— Ни на шкуру больше…

Скоро Ракитина заторопилась в гостиницу. Я наклонился к Борьке:

— Вот что, Борь, сделай мне гостиницу. Я действи­тельно поеду. Кстати, Ксению Филипповну подвезу.

Он вздохнул, покосился на Свету.

— Не останешься, значит?

— Нет. Не в своей тарелке… Не привык я у чужих… Мы поднялись, прошли в коридор, к телефону. Борька действительно устроил мне место в два счета. Потом по­вел в свою комнату и выбрал подходящую одежду. Я пе­реоделся, а свою форму повесил у него в шкафу.

— Вот что,— сказал он на прощание,— прямо с утра приезжай ко мне в управление. Потолкуем о твоей по­ездке.

— Хорошо,— улыбнулся я. Если ему нравится, пусть считает себя моим наставником.