Инспектор милиции

— И все-таки… Каждый день слышать, как разговаривают с мертвым. — Я вспомнил наш разговор с Самсоновой. По спине поползли мурашки.

— Привыкла. Теперь не замечаю.

— И когда же это случилось с ее сыном?

— В сорок третьем. Мальчишки возвращались с речки, с Маныча. Толик наскочил на мину. Ему было четырнадцать лет.

…Мы возвращались с Любой домой в конце рабочего дня. У меня все не шел из головы разговор с Ларисой.

Почти тридцать лет прошло с окончания войны. Но эхо до сих пор доносит до нас ее отголоски. Я видел инвалидов Великой Отечественной — без руки, без ноги, слепых, со страшными ранами. Но рана, которую носит в себе тихая баба Настя, потрясла меня больше всего.

Бедная старушка… Может быть, ее нереальная реальность — ее спасение? Может быть, она помогала ей вставать каждое утро, чтобы прожить день? Наверное, это была единственная надежда, единственное возможное ощущение в жизни. И отними у нее его, все рухнуло бы, разбилось, и осталась эта настоящая реальность, в которой бедная бабка Настя наверняка не смогла бы жить…

От этих раздумий оторвала меня Люба Коробова.

— Дмитрий Александрович! — прокричала она из коляски, перекрывая шум мотоцикла и встречный ветер. — Отпустите меня из дружины!

— Почему? — крикнул я.

— Слышали, что Сычиха про меня плела? При всех…

— Не обращай внимания.

— Не она одна. И другие, я знаю.

— Уйдешь, будут говорить, что правда это… Дескать, застыдилась.

— Вы так думаете?

— Так.

Километра через три она опять:

— Все равно не нужно это.

— Ты о чем?

— Дружинников, говорю, не нужно. Я в «Литературке» читала, как один врач, которого обвинили в трусости, когда он не стал связываться с хулиганами, сказал, что это дело милиции…

— Я не читал. Есть такие люди — моя хата с краю.

— Нет, дело не в этом. Он, этот врач, объяснил так: когда он делает операцию, то никому не позволяет ему помогать. Можно напортить. Так же и в борьбе с преступниками и хулиганами. Тоже пусть занимаются люди, имеющие соответствующую профессию.

— Наверное, что-то не так.

— Так. Именно так, — повторила Люба.

— Дружины нужны. Конечно, для определенных целей. Они ведь не подменяют собой милицию…

Наша беседа оборвалась. Разговаривать при езде было очень трудно.

Я подумал, может быть, тот врач кое в чем прав. Взять хотя бы задержание преступника. Столкнись, например, Люба Коробова с вооруженным бандитом, он же ее в два счета отправит на тот свет. Что в этом хорошего заведомо гробить человека?

В школе милиции нам говорили, что было одно время, когда милицию резко сократили, уповая на отряды дружинников. Из этого ничего хорошего не вышло. Профессия наша как у всех — недоучки и самодеятельность вредят делу. А с другой стороны, я ведь не мог бы со всем справиться один. Просто времени и рук не хватило бы. И с основной работой, и со многим другим. Сычиха, Славка Крайнов, порядок в клубе, праздничные гуляния… Лучше не перечислять. Нет, без дружины нельзя.

— Домой? — спросил я у Любы возле церкви, маяком возвышающейся на окраине Бахмачеевской.

— Я сама дойду, спасибо.

— Сиди.

Я проехал мимо своего дома, сельсовета в другой конец станицы.

— Насчет дружины не отступай, — сказал я девушке на прощание. — В жизни может пригодиться…

Скорее домой! Раздеться, окатиться водой из умывальника. Сочинить глазунью из пяти яиц с салом и с помидорами. И макитру молока!

Навстречу мне с завалинки вскочила заплаканная Зара.

— Дмитрий Александрович, Дмитрий Александрович… — Она захлебнулась слезами.

— Что случилось?

— Ой, чоро чаво, чоро чаво![10]

— Что-нибудь с Сергеем?

— Бедный сын мой! Убили его! Коройовав,[11] это Васька! — Она подняла руки к небу и погрозила кому-то. — А дел те марел три годи![12]

— Зара, я же не понимаю по-вашему!

— Кровь… Я сама видела кровь! Чоро чаво!

— Где кровь?

— Там, там… Славка нашел.

Я развернул мотоцикл, посадил в коляску причитающую на своем языке Зару и с бешеной скоростью помчался в Крученый.

А что, оказывается, случилось? Славка выгнал сегодня стадо в степь, километров семь от хутора. В полдень, расположившись на отдых во время водопоя, он наткнулся на засохшую лужу крови.

Парнишка испугался — и бегом к Денисовым. Его страх можно было понять. Таинственное исчезновение Сергея, слухи, расползающиеся по колхозу, пропажа Маркиза…

Предусмотрительный пацан воткнул на том месте палку с белой тряпицей, и мы приехали туда, не блуждая.

Возле палки лежала Славкина сумка от противогаза. Значит, он был где-то рядом.

Я попросил Зару оставаться в стороне, а сам подошел к злополучному месту.

Метрах в пяти от неглубокого ручья на сухой твердой земле, в розетке сломанных, перекореженных веток ракитника, темнела засохшая кровь. И сохранилась она после того воскресенья только потому, что ливень обошел хутор стороной. На сломанных и частью потоптанных ветках тоже темнела кровь.

Я тщательно осмотрел место вокруг. Но здесь прошло стадо. Коровьи копыта заследили весь берег. Может быть, какая-то из буренок и поломала ненароком куст, под которым виднелась кровь.