Инсталляция (СИ)

— Парни, вызовите скорую! У меня телефона нет!

— В нагрудном… сука…

Гаврил похлопал его по левому, правому карману, ага!.. сунул телефон ближайшему охраннику и начал расстёгивать прухинскую куртку.

— Чё… творишь…

— Растереть тебя надо, майорище. Ты что такой лиловый?

— Н-нет…

— Заткнись, — добрался Гаврил до его желеобразного торса. — Мы с тобой почти друзья. Выследил вон меня, как надоедливая подружка.

— Не нужно мне ничего… скотина… от тебя…

Одно прикосновение к раскрасневшейся коже пробрало бомжа до суставов.

— Что с тобой?! — сунул он пальцы под мышки. — Как жидкий азот…

— Сказал же… не трогай…

— Едут, — тронул его за плечо охранник и сунул телефон в руку.

— Едут к тебе, Пруха. Слышишь?

Прухин внезапно привстал и рванул Гаврила нос к носу. В глазах полицейского, ставших бесконечными, умирали звёзды.

— Скажи им, скрепы — ключ. пусть оберегают скрепы пуще зеницы ока, не чинят скрепам никаких препятствий. скрепы — ключ!

Всё это прохрипело как глубокий, выдранный из лёгких кашель, но Гаврил с необычайной осмысленностью разобрал каждое слово, букву, интонацию…

— Скажи им, иди! — взревел Прухин и пал с облегчением наземь.

Бомж выбрался из его ослабевшей хватки, затем по наитию коснулся кончиком пальца к открытой груди. Тёплая… Скупыми движениями робота он застегнул на майоре рубашку, куртку, встал и пошёл к сумке. Щебень был на месте. Остальное, вроде, тоже.

— Я взял что надо, — пошарил он невидящими глазами по переулку. — Но кто-нибудь, останьтесь с человеком.

До самой Башни Гаврил приходил в себя как в поросший пылью и паутиной дом. Поднявшись по чудной лестнице, он завернул в кабинет Фурии и бухнул ей на стол пакет с щебнем. Уже задним числом он обратил внимания, что она принимает кого-то другого, а из-за двери слышится громкое возмущение очереди. Фурия заглянула в пакет и озадаченно посмотрела на бомжа.

— Вроде всё верно. А теперь пошёл, Энки ждёт тебя за кулисами. Простите за это… — повернулась она к гостю, и Гаврил не смог отказать себе в удовольствии хлопнуть дверью.

Рептилоид и правда обретался за кулисами, с почти гастрономическим интересом разглядывая тело на каталке. Работяги, разбиравшие остальной хабар, косились на него и старались не разговаривать даже по делу.

— А, вот и ты. Как дела?

— Зависит оттого, сколько времени.

— Без пятнадцати, — с лёту сообщил рептилоид.

— Только что время посмотрел?

— Нет, хорошо его чувствую.

Гаврил проверил у товара дыхание, ощупал, проверяя нервные окончания, и отошёл, громко пыхтя.

— Что? — полюбопытствовал рептилоид.

— Не успеваю! К полуночи этот перчик должен быть в ЦКТЗ, а отсюда в идеальных условиях полчаса езды… Целый день, вёдра обдристанного щебня — и всё по бороде!

Рептилоид с любопытством наблюдал, как метается Гаврил, то отстёгивая ремешки с тела, то бросая это дело с нечленораздельными матюгами.

— Нравишься ты мне, Тихон Сечкин, да и делать сегодня больше нечего… Примешь руку помощи? Пусть и чешуйчатую.

— А тебе что? — насторожился Гаврил.

— Мне? Что? Ха! — широко улыбнулся пришелец; даже глаза его немного потеплели. — Никакого подвоха. От чистого, как говорят в этих краях, сердца. Твоя начальница тому порука.

— Если так… Что мне делать?

— Сгреби это чудо на плечи и готовься.

Все-все-все

Краеугольные сидели на ступеньках перед своим подъездом, подстелив одну картонку на двоих. Миша грыз семечки, соскребая кожуру с пальцев в пакет, специально взятый под это дело Лейлой. Краеугольные смотрели в подсвеченный лишь окнами дома двор и ждали.

Когда стало казаться, что это продлится вечность, с неба прямо в тротуар, ведущий к их подъезду, ударил стоп света. Дивные звуки издали провода на столбах, будто по ним проехал болид Формулы-1, фонари зажглись — с отсутствующими-то лампочками, а микроволновки во всех окрестных кухнях выдали лезгинку непонятных символов.

— Ты только погляди, — указала на вершину столба Лейла. Что-то на волнах этого ослепительного света определённо опускалось. Плавно, поступательно, как дырявая бутылка под водой.

— Гаврю-юнчик, что-оль? — пригляделся Миша.

— Похоже, — не очень-то поверила собственному утверждению Лейла.

А Гаврил опускался, пока не встал наконец обеими ногами на землю. Свет потух, и бомж, насколько это было возможно с телом на плече, посмотрел в небо, крикнул «спасибо!» и приплёлся к немного напрягшейся чете.

— Вы не поверите…

— И не хотим, — бросила Лейла. Миша важно закивал.

— Я догадывался, что вы ждёте, но такой приём…

— Ты сядь, Гаврюнчик, отдышись, — подвинулась Лейла, пихнув боком Мишу. Великан рассеяно подвинулся, промахнувшись очередной щепоткой кожуры в пакет.

Недоумённый Гаврил положил тело возле Миши, а сам присел на самый краешек картонки, чуть поодаль от Лейлы.

— Се-емечки? — вытащил Миша щедрую горсть из кармана, просыпая излишки между пальцев.

— Давай….

Гаврил полузгал семечек, по примеру Миши не мусоря на пол, полузгал да не выдержал:

— Как всё это понимать? Мы не должны…

— Нет, не должны, — отвела глаза Лейла.

— Говорите!

Лейла посмотрела на Мишу, дав понять страшным лицом, что слово лучше пусть берёт он.